Читаем Ревность полностью

Еще метр или около этого, и тень от столба, и без того очень длинная, достигнет маленького круглого пятнышка на плитах. От него поднимается тонкая вертикальная ниточка; она становится все более заметной по мере того, как восходит по бетонному цоколю. Затем она переходит на деревянную поверхность, от дранки к дранке, становясь все шире и шире, вплоть до подоконника. Но приращение не постоянно: планки, чешуйками находящие друг на друга, ставят потоку преграды своими равноотстоящими выступами, где жидкость разливается сильнее, перед тем как набрать высоту. На самом подоконнике краска большей частью облупилась уже после прохождения потока, так что красный след на три четверти исчез.

Это пятно всегда было здесь, на стене. А в данный момент вопрос стоит о том, чтобы окрасить заново лишь жалюзи и балюстраду – последнюю в ярко-желтый цвет. Так решила А***.

Она в комнате, окна которой, выходящие на юг, давно открыты. В самом деле: солнце стоит уже довольно низко, жара спадает, и когда, перед тем как исчезнуть, оно осветит фасад, лучи его, лишенные силы, упадут под косым углом, да и то на несколько мгновений.

А*** стоит неподвижно у письменного стола; она отвернулась к стене; значит, сквозь распахнутое окно виден только ее профиль. Она собирается перечитать письмо, полученное из Европы с последней почтой. Распечатанный конверт образует белый ромб на полированном столе, рядом с кожаным бюваром и авторучкой с золотым колпачком. Листок бумаги, который она держит перед собою обеими руками, был явно сложен в несколько раз.

Дочитав до конца страницы, А*** кладет письмо рядом с конвертом, садится на стул, открывает бювар. Из большого кармашка вынимает листок бумаги, того же формата, но девственно чистый, подкладывает под него специальную зеленую промокашку. Затем снимает колпачок с авторучки, наклоняет голову и принимается писать.

Волнистые пряди, черные и блестящие, рассыпанные по плечам, слегка подрагивают по мере того, как движется перо. Хотя ни рука, ни голова не затронуты движением ни в малейшей степени, волосы, более переимчивые, подхватывают колебания запястья, расширяют их, переводят в неожиданный трепет, от которого вся движущаяся масса, сверху донизу, вспыхивает красными огоньками.

Распространение волн и их наложение продолжают свою игру даже когда рука остановилась. Но голова поднимается и начинает медленно, плавно поворачиваться к открытому окну. Большие глаза выдерживают, не моргая, этот переход к прямым солнечным лучам.

В самом низу, на дне долины, перед делянкой в форме трапеции, где косые солнечные лучи с предельной четкостью выделяют каждый султан, каждый лист на банановом дереве, вода в маленькой речушке покрыта рябью, что свидетельствует о быстром течении. Только при таком освещении, к концу дня, можно различить следующие один за другим шевроны, кресты, участки штриховки, которые выстраиваются ряд за рядом из многочисленных прихотливых морщинок. Поток струится, но поверхность, испещренная неизменными линиями, кажется неподвижной.

Вот так же неизменно блестит вода, и от этого как будто становится прозрачнее. Но судить об этом с близкого расстояния, например с моста, некому. На берегах тоже никого не видно. Рабочим в данный момент нечего делать в этом секторе. К тому же и рабочий день закончился.

На террасе тень от столба еще удлинилась. Одновременно она отклонилась в сторону. Сейчас она почти достигает входной двери, отмечающей середину фасада. Дверь открыта. Плитки в коридоре украшены насечкой в виде шевронов, похожей на рябь в ручейке, но более правильной.

Коридор ведет прямо к другой двери, выходящей на подъездной двор. Большая синяя машина остановилась в самом его центре. Пассажирка выходит оттуда и сразу же направляется к дому, легко ступая по каменистой почве, несмотря на высокие каблуки. Она ездила навестить Кристиану, и Фрэнк довез ее до дома.

Фрэнк сидит в своем кресле, под первым окном кабинета. Тень от столба движется к нему; она пересекла по диагонали более половины террасы, прошла вдоль комнаты, распространившись во всю ее ширину, захватила дверь в коридор и теперь добралась до маленького столика, на который А*** только что положила книгу. Фрэнк задержался немного передохнуть, перед тем как ехать домой: его рабочий день тоже закончился.

Время аперитива почти пришло, и А***, решив не тянуть, зовет боя: тот показывается из-за угла дома с подносом, на котором стоят две бутылки, три больших стакана и ведерко со льдом. Бой следует по плиткам параллельно стене и попадает в тень на уровне столика, круглого, низенького, куда осторожно ставит поднос, рядом с романом в глянцевой обложке.

Роман и составляет тему разговора. Отбросив психологические сложности, можно сказать, что он является классическим повествованием о жизни в колониях, в Африке, с описанием торнадо, мятежа туземцев и пересказом разных клубных историй. А*** и Фрэнк живо обсуждают его, попивая маленькими глотками коньяк с газированной водой, коктейль, который хозяйка дома приготовила в трех стаканах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза