Ревность

Длинный безмолвный момент, выстрелы прекратились. Всё закончилось? Я попыталась сдвинуться и снова молча всхлипнула. Больно даже пытаться двигаться!

Я поняла, что стук сердца пульсировал в моих ушах. Каждый глухой стук — это прикосновение крыльев, и я услышала мягкое совиное «кто? кто?»

Онемение подкралось к рукам. Что только что случилось? Что это было?

Я все еще пыталась выяснить это, когда мир стал белым. Звук, похожий на вой тысячи разговаривающих людей с другой стороны линии, заполнил мою голову. Сердцебиение запиналось, интервал между каждым стуком становился все больше и больше, пока мое перегруженное сердце...

... не остановилось.

Глава 31

— Очисти! — закричал кто-то, и сквозь меня снова прошел яркий, белый свет. Кто-то все еще неровно сыпал проклятия. Послышался лепет голосов. — Убери его отсюда.

— Дрю? Дрю, держись! Только держись!

— Она всё еще истекает кровью. Почему она не исцеляется?

— Истощение, и она не полностью прошла становление. Её кровяное давление падает. Где другие осколки? Они исчезают.

— Осколочные гранаты. Ненавижу их.

— Будем надеяться, что ни один осколок не попал в сердце. Перикард, кажется, не поврежден, но она теряет цвет. Мы не можем достаточно быстро достать для нее кровь...

— Перелейте мою, — холодный и спокойный — голос Кристофа.

— Мы не можем. Это может убить ее, мы еще не выяснили ее группу... — наконец, я узнала другой голос. Английский акцент Брюса.

— Тогда выясните, — Кристоф казался разъяренным. Забавно, что он только что был спокойным и холодным, как отец. Только это причиняло мне боль — когда Кристоф говорил так. Папин обезумевший голос никогда не причинял боль, потому что, когда он говорил, я знала, что он не был зол на меня. Никогда не был зол.

— Что ты...

— Ты не можешь...

— Я сказал выясните! Я не потеряю ее!

— Она еще даже не прошла становления, — голос Брюса был смертельно уставшим. Я попыталась открыть глаза, не получилось, и услышала хныканье. У кого-то был плохой день.

Бабушкин голос, спокойный и решительный, отразился от моего набитого ватой черепа: «Дрю, детка, этот кто-то — ты».

Тихий треск грома, и я увидела комнату во вспышке молнии.

Это была еще одна комната в больничном крыле с каменными стенами. Странный, бесцельный, серебряный свет перемещался, как снег, ложась на каждую поверхность припудренным цветком, как крылья мотылька. Я спокойно стояла там и слышала звуковые сигналы машин. Небольшая форма лежала на кровати, дампиры толпились вокруг нее. Брюс уставился на Кристофа, парень-араб был немного выше Кристофа, но Кристоф выглядел больше из-за вибрирующего гнева, вытекающего из него во всех направлениях.

Металл упал в чашу.

— Соляной раствор! — прокричал кто-то. — Черт возьми, очистите хорошенько рану! Ее надо закрыть; она все еще теряет кровь!

— Давление все еще падает. Хватит препираться, Куросы, мы пытаемся спасти ее!

— Я знаю, что спасет ее, — Кристоф полуобернулся и пропихнулся к завернутой в белое фигуре на столе. Глухой стук, вибрирующий во мне, сделал паузу.

Брюс схватил его за руку, и кто-то прокричал:

— У неё снова открылось кровотечение! Очистите!

Яркий свет ударил в глаза, но не раньше, чем я увидела голову фигуры на столе, лицо повернуто в сторону и в носу была пластмассовая трубка. Темные, вьющиеся волосы лежали на столе, и я увидела, что мои глаза трепетали, как если бы я спала. Кожа была как белый мел, и Брюс оказался на полу.

— Дотронешься еще раз, — сказал спокойно Кристоф, — и это будет последнее, что ты сделаешь в своей жизни, — он толкнул в сторону темноволосого, долговязого дампира в белом халате, который возился с машинами, и я увидела огромное месиво, где должно было быть мое левое плечо. Кровь была практически черной. Я не видела цвета. Частицы белой кости мерцали, поскольку еще один дуэт Куросов-подростков исследовал месиво блестящими хирургическими инструментами и клал фрагменты чего-то там в металлическую чашу. Другой дампир с вьющимися волосами стоял в стороне с лопатками, и я увидела, что в них дрожало электричество, как капли воды на горячей сковороде.

Думаю, я в плохой форме. Казалось, это не было важно. Я просто стояла и смотрела, как Брюс вытер рот тыльной стороной ладони.

— Не делай этого, Рейнард. Мы не можем позволить себе потерять...

— Я не потеряю ее. УБИРАЙТЕСЬ! — стены дрожали от крика, но никто не двигался.

Кристоф поднял свое запястье ко рту. Сильно прокусил его, он трансформировался. Вспышка красного спустилась к его ногам, шокируя мир, который превратился в черно-белое кино, и это была лиса, которую я видела прежде. Она надулась, обнажая свои зубы и горбясь, готовая прыгнуть.

Он опустил запястье.

— Вообще-то это личное. Но если вы настаиваете, — что-то темное стекало по его руке — теперь он тоже истекал кровью.

Он прижал рваную рану на запястье ко рту лежащего на столе тела.

— Ты слышишь меня, — прошептал он, наклоняясь. — Ты там, птаха. Ты борешься. Только борись чуть сильнее. Возьми то, что тебе надо.