– Разве это не невыносимо – так долго ждать? Просыпаться каждое утро с мыслью о том, что, может быть, сегодня тебя убьют.
Ты помедлила – не хотела так просто меня отпускать. Но в итоге ответила:
– Нет – если мысль о том, что сегодня меня, может быть, не убьют, кажется намного хуже. Хоть нас, естественно, время от времени накрывает страх смерти и непрошеный инстинкт самосохранения, бояться умереть не хуже, чем бояться жить. Ты, как психолог, естественно, об этом знаешь.
Ты даже чересчур сильно подчеркнула слово «психолог».
– Отчасти, – ответил я. – В Парагвае проводились исследования на кочевых племенах, у которых совет племени выносит решение: когда кто-то уже слишком стар и слаб и превращается в чересчур тяжелую обузу, – его надо убить. Тот, кому предстоит экзекуция, не знает, когда и как это произойдет, но принимает все как есть. Все-таки племя выжило в обстоятельствах, когда еды мало и необходимо совершать длительные, изматывающие переходы, потому что жертвовало слабыми. Так появлялась возможность позаботиться о тех, кто имеет право на жизнь и способен вести их дальше. Может быть, во дни молодости ныне приговоренные к смерти как-то темным вечером кокнули возле хижины собственную немощную двоюродную бабушку. В то же время исследование показало, что для членов племени неизвестность влечет за собой дополнительный стресс, а он сам по себе является вероятной причиной невысокой продолжительности жизни в этих племенах.
– Разумеется, это стресс, – согласилась ты, зевнула и потянула ступню в чулке, задев мое колено. – Мне хотелось бы, чтобы это заняло меньше трех недель, но, полагаю, на поиск наилучшего и наиболее надежного способа нужно время. Например, все должно выглядеть как несчастный случай, но в то же время надо, чтобы произошло это аккуратно, требуется тщательно все продумать.
– А если самолет рухнет, тебе деньги вернут? – спросил я, глотнув джина с тоником.
– Нет. Они сказали, что тратят значительные средства на каждого клиента – а все они с суицидальными наклонностями, – и поэтому им надо обезопасить себя от того, что клиент их опередит – добровольно или нет.
– Хм. Значит, жить тебе осталось двадцать один день.
– Скорее, двадцать с половиной.
– Точно. И как ты планируешь их провести?
– Буду делать то, чего не делала раньше. Болтать и пить с незнакомцами.
Сделав долгий глоток, ты осушила стакан. А мое сердце заколотилось так, будто знало, что произойдет. Отставив стакан, ты положила руку мне на плечо.
– А еще я хочу заняться с тобой любовью.
Я не знал, что ответить.
– Сейчас я пойду в туалет, – сказала ты. – Подходи через две минуты, пока я еще буду там.
По телу у меня разлилось какое-то удивительное чувство – внутреннее ликование, но не просто возбуждение, а своего рода возрождение. Я давно ничего подобного не испытывал – так давно, что и не думал, что когда-нибудь испытаю вновь.
– Кстати, – заговорила ты, – я не такая уж смелая, мне надо знать, придешь ты или нет.
Сделав глоток, я потянул время. Ожидая, ты смотрела на мой стакан.
– А если у меня есть девушка?.. – услышал я свой хриплый голос.
– У тебя нет девушки.
– А если я не считаю тебя привлекательной или я гей?
– Боишься?
– Да. Меня пугают женщины, которые в сексе берут на себя инициативу.
Словно что-то выискивая, ты вгляделась мне в лицо.
– Ладно, – сказала ты. – Верю. Извини, это не совсем по мне, но у меня нет времени ходить вокруг да около. И как мы поступим?
Мне стало спокойнее. По-прежнему быстро колотилось сердце, но пропали паника и желание сбежать. Я повертел в руке стакан.
– Ты из Лондона сразу улетаешь?
– В Рейкьявик, – кивнула ты. – Через час после посадки. А о чем ты думаешь?
– Об отеле в Лондоне.
– О каком?
– «Лангдон».
– Хороший отель. Если остановиться там больше чем на сутки, сотрудники запоминают твое имя. Но если заподозрят внебрачную связь, мозги у них деревенеют. Впрочем, мы там все равно больше суток не пробудем.
– То есть ты…
– Могу Рейкьявик на завтра перенести.
– Уверена?
– Да. Ты рад?
Я задумался. Я не рад.
– А что, если… – начал было я, но замолчал.
– Боишься, меня прихлопнут, пока мы вместе? – спросила ты, весело звякнув своим стаканом об мой. – А тебе придется иметь дело с трупом?
– Нет, – с улыбкой ответил я. – Я про то, что а вдруг мы влюбимся? А ты подписалась под тем, что хочешь умереть. И договор не расторгнуть.
– Слишком поздно, – сказала ты, кладя руку на подлокотник поверх моей.
– Да, я об этом и говорю.
– Нет, я про другое. Мы уже влюбились.
– Правда?
– Чуть-чуть. В самый раз.
Сжав мою руку, ты встала и сказала, что скоро вернешься.
– В самый раз для того, чтобы я радовалась: возможно, у меня есть три недели.
Пока ты была в туалете, подошла стюардесса и унесла стаканы, а я попросил у нее еще две подушки. Вернулась ты со свежим макияжем.
– Это не ради тебя, – сказала ты, прочитав мой взгляд. – Тебе нравилось, когда все размазалось, да?
– Мне и так и так нравится, – ответил я. – Ну и ради кого ты накрасилась?
– А ты как думаешь?
– Ради кого? – спросил я, кивая в сторону салона.
Ты замотала головой.