«Ревность» и другие истории

— Разве это не невыносимо — так долго ждать? Просыпаться каждое утро с мыслью о том, что, может быть, сегодня тебя убьют.

Ты помедлила — не хотела так просто меня отпускать. Но в итоге ответила:

— Нет — если мысль о том, что сегодня меня, может быть, не убьют, кажется намного хуже. Хоть нас, естественно, время от времени накрывает страх смерти и непрошеный инстинкт самосохранения, бояться умереть не хуже, чем бояться жить. Ты, как психолог, естественно, об этом знаешь.

Ты даже чересчур сильно подчеркнула слово «психолог».

— Отчасти, — ответил я. — В Парагвае проводились исследования на кочевых племенах, у которых совет племени выносит решение: когда кто-то уже слишком стар и слаб и превращается в чересчур тяжелую обузу, — его надо убить. Тот, кому предстоит экзекуция, не знает, когда и как это произойдет, но принимает все как есть. Все-таки племя выжило в обстоятельствах, когда еды мало и необходимо совершать длительные, изматывающие переходы, потому что жертвовало слабыми. Так появлялась возможность позаботиться о тех, кто имеет право на жизнь и способен вести их дальше. Может быть, во дни молодости ныне приговоренные к смерти как-то темным вечером кокнули возле хижины собственную немощную двоюродную бабушку. В то же время исследование показало, что для членов племени неизвестность влечет за собой дополнительный стресс, а он сам по себе является вероятной причиной невысокой продолжительности жизни в этих племенах.

— Разумеется, это стресс, — согласилась ты, зевнула и потянула ступню в чулке, задев мое колено. — Мне хотелось бы, чтобы это заняло меньше трех недель, но, полагаю, на поиск наилучшего и наиболее надежного способа нужно время. Например, все должно выглядеть как несчастный случай, но в то же время надо, чтобы произошло это аккуратно, требуется тщательно все продумать.

— А если самолет рухнет, тебе деньги вернут? — спросил я, глотнув джина с тоником.

— Нет. Они сказали, что тратят значительные средства на каждого клиента — а все они с суицидальными наклонностями, — и поэтому им надо обезопасить себя от того, что клиент их опередит — добровольно или нет.

— Хм. Значит, жить тебе осталось двадцать один день.

— Скорее, двадцать с половиной.

— Точно. И как ты планируешь их провести?

— Буду делать то, чего не делала раньше. Болтать и пить с незнакомцами.

Сделав долгий глоток, ты осушила стакан. А мое сердце заколотилось так, будто знало, что произойдет. Отставив стакан, ты положила руку мне на плечо.

— А еще я хочу заняться с тобой любовью.

Я не знал, что ответить.

— Сейчас я пойду в туалет, — сказала ты. — Подходи через две минуты, пока я еще буду там.

По телу у меня разлилось какое-то удивительное чувство — внутреннее ликование, но не просто возбуждение, а своего рода возрождение. Я давно ничего подобного не испытывал — так давно, что и не думал, что когда-нибудь испытаю вновь.

— Кстати, — заговорила ты, — я не такая уж смелая, мне надо знать, придешь ты или нет.

Сделав глоток, я потянул время. Ожидая, ты смотрела на мой стакан.

— А если у меня есть девушка?.. — услышал я свой хриплый голос.

— У тебя нет девушки.

— А если я не считаю тебя привлекательной или я гей?

— Боишься?

— Да. Меня пугают женщины, которые в сексе берут на себя инициативу.

Словно что-то выискивая, ты вгляделась мне в лицо.

— Ладно, — сказала ты. — Верю. Извини, это не совсем по мне, но у меня нет времени ходить вокруг да около. И как мы поступим?

Мне стало спокойнее. По-прежнему быстро колотилось сердце, но пропали паника и желание сбежать. Я повертел в руке стакан.

— Ты из Лондона сразу улетаешь?

— В Рейкьявик, — кивнула ты. — Через час после посадки. А о чем ты думаешь?

— Об отеле в Лондоне.

— О каком?

— «Лангдон».

— Хороший отель. Если остановиться там больше чем на сутки, сотрудники запоминают твое имя. Но если заподозрят внебрачную связь, мозги у них деревенеют. Впрочем, мы там все равно больше суток не пробудем.

— То есть ты…

— Могу Рейкьявик на завтра перенести.

— Уверена?

— Да. Ты рад?

Я задумался. Я не рад.

— А что, если… — начал было я, но замолчал.

— Боишься, меня прихлопнут, пока мы вместе? — спросила ты, весело звякнув своим стаканом об мой. — А тебе придется иметь дело с трупом?

— Нет, — с улыбкой ответил я. — Я про то, что а вдруг мы влюбимся? А ты подписалась под тем, что хочешь умереть. И договор не расторгнуть.

— Слишком поздно, — сказала ты, кладя руку на подлокотник поверх моей.

— Да, я об этом и говорю.

— Нет, я про другое. Мы уже влюбились.

— Правда?

— Чуть-чуть. В самый раз.

Сжав мою руку, ты встала и сказала, что скоро вернешься.

— В самый раз для того, чтобы я радовалась: возможно, у меня есть три недели.

Пока ты была в туалете, подошла стюардесса и унесла стаканы, а я попросил у нее еще две подушки. Вернулась ты со свежим макияжем.

— Это не ради тебя, — сказала ты, прочитав мой взгляд. — Тебе нравилось, когда все размазалось, да?

— Мне и так и так нравится, — ответил я. — Ну и ради кого ты накрасилась?

— А ты как думаешь?

— Ради кого? — спросил я, кивая в сторону салона.

Ты замотала головой.