Ревность волхвов

— Брось! Хватит врать! — гаркнул Вадим и продолжил уже почти спокойным тоном: — Ты, Кен, хотел меня обмануть (опять я применяю эвфемизм, в оригинале он выразился гораздо более жестко и по-русски). Обмануть хотел меня и мою фирму. У тебя хрен вышло. Но на пятьсот штук евро ты родную компанию наказал. Поэтому слушай мой вердикт — с Петей я его уже согласовал, поэтому бегать к нему на меня жаловаться тебе бессмысленно. Либо ты, как хочешь, какими угодно путями, вынимаешь из этого сволочного банка наши пол-лимона евриков и возвращаешь их на фирму. Это возможность номер раз. Другая: ты возвращаешь — мне лично, налом! — тот откат, что тебе заплатили, — сколько там было, сто тысяч, семьдесят пять?.. Либо есть у тебя еще выход номер три: мы тебя увольняем, причем с волчьим билетом. Никуда в хорошее место ты больше не устроишься. Во всяком случае, по специальности. Снег будешь чистить, гуано месить, на паперти стоять! А Валентина твоя печень тебе выклюет.

— Но, Вадим Георгиевич… — прохныкал Иннокентий.

— Все, разговор окончен, — решительно проговорил Сухаров.

— Но, Вадим Георгиевич, почему все на меня!..

— Пошел вон!

— Это несправедливо!

— А кто у нас главный-то бухгалтер? Ты или не ты?

— Я, но я не делал этого, клянусь! Меня подставили!

— Ладно, утомил меня, родной! Вали отсюда.

— Вадим Георгиевич…

— Греби отсюда!!! Я все сказал!

Встреча с бухгалтером в подобных обстоятельствах в мои планы никак не входила, и потому я спешно юркнул в нашу с Саней комнатку и закрыл за собой дверь.

Через минуту мимо пронесся Иннокентий. Из окна я видел, как он выскочил на крыльцо. Большов был в полном горнолыжном обмундировании. Видимо, директор остановил его для разговора как раз в тот момент, когда подчиненный, после праздничной ночи и неспешного завтрака, расслабленный и довольный, совсем уж было собрался продолжать свой новогодний кайф дальше, на спортивных трассах.

«А Вадим, оказывается, садист», — мелькнуло у меня.

Я видел из окна, как Иннокентий схватил с крыльца свои лыжи, взвалил их на плечо и бросился в сторону подъемника. Вид у него был одновременно и удрученным, и решительным. Казалось, что он находится в таком состоянии, что может или прибить кого-нибудь, или с собой покончить.

…Я решил пренебречь завтраком и даже кофе. Совершенно не хотелось, чтобы Вадим понял, что я оставался в доме и стал невольным свидетелем их с бухгалтером разборки. Кроме того, у меня брезжила надежда: может, Леся тоже заспалась? Или просто ждет меня?

Я быстро оделся, выскользнул из коттеджа, взял в сарайчике свои равнинные лыжи, наскоро смазал их и отправился в дом, который занимала вторая часть нашей экспедиции. Я не поверил своим глазам, но навстречу вышла одетая в спортивное Леся. Сказала она еще более приятное: «А я тебя жду». Однако в ее интонации я не услыхал ни малейшего женского кокетства. Скорее, в них прозвучал упрек — словно я был партнером, опоздавшим на деловые переговоры.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось, — с серьезной миной кивнула она.

У меня на языке вертелось восклицание: «И у вас тоже?!» — однако я, конечно, собрался рассказать ей о разговоре Иннокентия с Вадимом, но позже. Может, предварительно поинтриговав ее. Я ответил вопросом, и в моем голосе невольно прозвучало волнение:

— С тобой все в порядке?

— В порядке, в порядке, — отмахнулась она и спросила: — Ты ведь у нас, кажется, энергетик?

— Да, — кивнул я, — а что, лампочку вкрутить некому?

— Почти, — усмехнулась Леся и потянула меня: — Пойдем. Только тихо.

Мы завернули за угол их коттеджа и, утопая в снегу почти по колено, доковыляли до распределительного щитка, который здесь (о, святая финская простота!) был установлен снаружи. Мало того — он располагался с тылу, со стороны, противоположной крыльцу. При полном отсутствии заборов любому злоумышленнику открывался свободный доступ к электрическому счетчику и предохранителям: воруй не хочу.

Девушка указала мне жестом на снег: смотри, мол. Я пригляделся. И увидел, в неверном свете заполярного дня, что из леса к дому тянутся странные следы. Девственную целину пересекала мощная борозда в полметра шириной. Создавалось впечатление, будто какой-то зверь, вроде кабана, взрывая носом снег, пришел из леса ровно по направлению к распределительному щитку, а потом тем же путем ретировался. Но откуда за Полярным кругом кабаны? И что им здесь искать под снегом? Скорее, подумал я, из леса пришел все-таки человек — а потом тем же маршрутом ретировался. И на обратном пути хорошенько помахал лопатой — с тем, чтобы превратить свои следы в перепаханную дорожку. Но кое-где он схалтурил, и в насте отчетливо там и сям виднелись несколько глубоких отпечатков человечьих ног.

— Ничего себе! — вырвалось у меня.

Леся отчаянно приложила палец к губам: тихо, мол! А потом указала решительным жестом на распредщиток: дескать, открой и глянь, что там внутри.