— Честно скажу, — развел руками дипломат, — никаких конкретных улик, связывающих Сыромятского именно с убийством, нам также обнаружить пока не удалось. А второго января — но это строго между нами! — ему удалось попросту уйти из-под наружного наблюдения, и чем он занимался в тот день, неизвестно. Он ведь хитер, как дьявол, а возможности оперативного наблюдения в иной, суверенной стране, у наших служб, как вы понимаете, сильно ограничены…
— Наружка провалилась. А подслушка? — невинным голоском поинтересовалась Леся.
Боков тяжело взглянул на нее.
— А вы, по-моему, знаете куда больше, чем рассказываете… Поэтому, мне кажется,
На Лесином лице мелькнуло удивление — на моем, боюсь, тоже. И Боков эту нашу реакцию, видать, отследил, потому что сказал:
— Вы же взрослые люди, вы понимаете: встречи и беседы Сыромятского, пусть с самыми подозрительными типами, — это одно. Следователям нужно очень и очень потрудиться, чтобы невинную логистику (пусть даже наркотиков!) перевести на язык статей Уголовного кодекса. Тем более в чужой, европейской стране. Вы, Олеся, как будущий юрист, особенно хорошо должны это понимать.
Теперь Боков обращался к одной только Лесе. Я даже почувствовал себя лишним.
— Совсем другое дело — убийство. К убийцам любой суд, даже неспешный финский, вряд ли будет испытывать снисхождение. Поэтому если
Леся переспросила с ледяной вежливостью:
— Вы хотите, чтобы мы
Дипломат — в ответ на заданный в лоб вопрос (все они такие!) — заюлил:
— Никто же не собирается действовать противозаконными методами. И вас я к тому ни в коем случае не призываю. Никто не намеревается, тем более здесь, в Финляндии, фабриковать улики. Но, — голос его обрел уверенность, — если, повторюсь, вы имеете какие-то факты, способные изобличить эмиссара наркомафии, или хотя бы даже подозрения против него, я прошу вас сообщить их следствию. Или мне. Прямо сейчас.
Леся ответила мгновенно, не раздумывая:
— Никаких улик против Сыромятского у нас нет.
Да, улик у нас и правда не было. Но подозрения — были. Родион встречался с носатым Панайотом. А Панайот был знаком с Вадимом раньше. И не просто знаком, а, судя по их беседе в «Гондоле», враждовал с ним… Но эти
Дипломат погрустнел:
— Что ж, очень жаль. Но вы обещаете подумать над моим предложением?
Леся горячо его заверила, что да, конечно, мы непременно подумаем.
— Может, выпьете чего-нибудь на посошок: виски, ром, водка, ликер?
Разумеется, мы отказались.
Боков встал, и мы тоже поднялись.
— Если вы узнаете — или вспомните — хоть что-то, связанное с Сыромятским, пожалуйста, сразу же позвоните мне.
Последние слова в разговоре запоминаются лучше всего. Эту заповедь разведчика Штирлица дипломат, очевидно, хорошо знал — и успешно применял на практике.
— Разумеется, — вежливо сказала Леся.
Мы вышли.
На улице — даже странно! — все еще не стемнело. По городку по разным направлениям сновали туристы — в основном русские.
Когда мы сели в машину, Леся, задумчиво улыбнулась:
— По-моему, меня впервые в жизни пытались купить…
Я кивнул.
— По-моему, тоже. Ну, и что ты думаешь по этому поводу?
Девушка передернула плечами.
— Я ему уже все сказала. Подставлять Родиона я не буду.
— Ты такая правильная.
— Нет, я не правильная. Я просто не хочу начинать свою карьеру со лжи и подтасовок.
— Можно подумать, тебе квартира в Москве не нужна.
— Нужна. Но ты заметил: его обещания прозвучали очень уж неопределенно: поможем, посодействуем, возможно, даже квартирный вопрос решим…
— Значит, дело не в принципах? Вы просто в цене не сошлись? — я посмотрел на нее в упор.
Леся отвела глаза.
— Включи, пожалуйста, печку. — А потом с вызовом глянула на меня: — Я ведь уже все сказала —
Она была права. Я промолчал.
Девушка тряхнула волосами и проговорила помягчевшим голосом:
— А вообще, когда тебя пытаются купить, это, оказывается, довольно приятно…
Я улыбнулся.
— Да, потому что это свидетельствует о твоем высоком профессионализме.
— Мой профессионализм мне еще придется доказывать…
Я сменил тему:
— У Бокова был разговор — к тебе. И предложение — к тебе. А зачем он позвал нас обоих?
Девушка ответила, не задумываясь:
— Чтобы был свидетель нашего разговора. Чтобы я не смогла
Разговор в закрытой машине с напрочь запотевшими стеклами снова сблизил нас. Опять показалось, что мы одни в целом мире. Я улыбнулся: