Революция

— Ты не знала об этом, но Иллинойский Могильщик был не простым маньяком. Этот человек работал на корпорацию «Хронос Один» и звали его Ричард Годэ. Ричарда завербовали на службу, когда он медленно угасал в психиатрической клинике, в которую угодил по причине того, что не смог пережить потерю жены и маленькой дочери… Иллинойский Могильщик, Ричард Годэ, Ностарадамус, Дэниел Гринвуд — это все один и тот же человек.

— Неправда! Этого просто не может быть! — пораженная этой новостью девушка почувствовала, как силы покинули ее в один миг. Кейт опустилась прямо на холодный пол машинного отделения.

Профессор Нордлихт присел рядом с ней и надел ей на палец хроноперстень.

— К сожалению, это так. И если ты хочешь раз и навсегда покончить с этим, то отправляйся в пятьдесят седьмой год. Если ты этого не сделаешь, то я вновь создам машину, затем корпорации «Хронос» опять приведут мир на порог гибели, а я осознаю свои ошибки, попытаюсь исправить все сам, но буду бессилен противостоять целой корпорации. И все повторится сначала. Ибо парадокс заключается в том, что все, что знаю я, — знают и они. Но с твоей помощью я смог создать единственный шанс на спасение мира от этого проклятия.

Профессор ласково погладил девушку по щеке.

— Твое время пришло, Кейт Гринвуд. Настала пора сделать выбор.

Кейт посмотрела на таймер. Три нуля и девятка… восьмерка… семерка… цифры сменяли друг друга мучительно долго, утекая словно песчинки сквозь пальцы. Вот упала последняя песчинка, которая, как показалось девушке, провела в полете целую вечность. Отпущенное для разговора время, наконец, вышло и остановилось.

Кейт медленно выдохнула и закрыла глаза.

Эпилог

Польша, «Собибор», 1943

Когда эшелон с заключенными достиг района Люблина, среди узников впервые прозвучало страшное слово «Собибор».[43] Юный Яков Штейн не понимал, что послужило причиной для волнений. Все, что он видел сквозь узкие щели в дощатых стенах вагона, мало чем отличалось от виденного им ранее. Все та же лесистая местность, покосившиеся дома и заброшенные поля. Но стоило поезду сделать непродолжительную остановку на полустанке с указателем «Еврейский переселенческий лагерь», как запертые в вагонах люди заволновались.

— Мама, — Яков обратился к стоящей рядом женщине в коротком поношенном пальто, — что происходит?

— Ничего, Яшенька, все хорошо, — женщина крепко обняла сына, стараясь не выдать перед ним своего испуга. В отличие от детей, взрослые прекрасно понимали, что ждет их в конце этой поездки. Но они еще не знали, насколько страшнее окажется реальность по сравнению с их самыми мрачными ожиданиями.

Единственным исключением являлся Михолок Штейн, отец Якова, который с самого начала знал, что им всем уготована смерть. Еще в Варшаве, при посадке на поезд, Михолок стал ждать смерти, и потом все время, каждую минуту, секунду, он знал, что его и членов его семьи могут убить в любой момент. Просто выстрелят в затылок за то, что ты поднимешь глаза на охранника, или за то, что не расслышишь приказа, или просто конвоир окажется в плохом настроении.

Штейн-старший знал, что их везут в лагерь уничтожения. Знал, что четверо суток в тесном вагоне без окон и элементарных удобств станут последними днями в их жизни. Когда поезд достигнет конечной станции, то ему, его жене Марии, а также их сыну Якову и дочке Еве придет конец.

Но Михолок не делился своими догадками с окружающими, даже с женой. Несмотря на страх и отчаяние, он верил в то, что Бог не оставит их и не допустит столь чудовищного преступления. Погибнуть могут другие, только не он и не его семья.

Тем временем железнодорожное полотно плавно уводило поезд все глубже в лес, пока не уперлось в тупик, в котором располагался лагерь. Эшелон постепенно замедлял ход, пока, наконец, не остановился.

За закрытыми дверьми вагонов раздавались собачий лай и отрывистые команды на немецком языке. Через некоторое время двери распахнулись, узников ослепил яркий направленный свет прожекторов.

— На выход! Быстро, быстро!

Вошли несколько солдат и принялись выгонять пассажиров из вагона, придавая вес своим командам при помощи тумаков и зуботычин. Они не делали разницы между тем, кого ударить, с одинаковой жестокостью избивая женщин, детей и стариков.

— Пойдемте, быстрее! — Михолок схватил жену за руку и потянул к выходу из вагона. — Дети, держите нас за руки! Ни в коем случае не отпускайте…

Произнести фразу до конца Штейн старший не успел. Пространство вокруг них наполнилось грохотом выстрелов и последовавшей за этим какофонией криков боли и ужаса. Побоями и бранью евреев выталкивали из вагонов и загоняли на специальную разгрузочную платформу.

Яков, охваченный паникой, крепко ухватился за руку матери и испуганно озирался по сторонам.

Оказалось, что внутрь лагеря доставили не весь эшелон, а только первые пять вагонов. Площадку, на которую выгнали узников, с трех сторон охраняли солдаты в форме СС и вахманов, от которых сильно разило спиртным.

— Внимание! Просьба построиться: женщины налево, мужчины направо.