Революция

Штабс-капитана Баштырева, который уже имел орден Святого Георгия IV степени и золотое оружие, наградили Святым Георгием III степени в нарушение статута ордена. Николай II и Георгиевская Дума очень хорошо поняли необходимость награждения личного состава за подвиги сверх того, что определялось статутами наград, так как дальнейшее отражение в средствах массовой информации подвигов русских воинов очень сильно поднимало чувство патриотизма в стране.

Был и меркантильный интерес. Ближайшим родственникам награжденных Георгиевскими орденами и крестами посмертно платили пенсию. Как правило, женам до достижения детьми совершеннолетия. И это тоже нашло отклик в народе. Раньше награждали только живых и пенсий не платили.

Так что патриотизм и поддержка армии и флота в Российской империи во время Русско-японской войны в этой сборке истории поднялся на небывалую высоту. Создавались общественные фонды для материальной поддержки раненых и семей погибших.

При активном участии императрицы Елены Филипповны в Российское общество Красного Креста по всей России добровольно вступило несколько тысяч девушек и женщин. На хрупкие плечи сестёр милосердия легла тяжелая работа: дежурства у кроватей раненых, кормление, уход, перевязки, помощь врачам во время операций, а также ведение хозяйства при госпиталях.

Жалованье сёстрам милосердия платили, но, как правило, вовсе не оно было главным мотивом вступления в общество. Многие сестры милосердия были весьма знатного происхождения и о деньгах не беспокоились. Некоторые из них искренне мечтали посвятить жизнь медицине или отправлялись на фронт вслед за своими близкими – отцами, сыновьями и братьями.

По всей стране зачитывали до дыр газеты и журналы, где рассказывалось о бое георгиевских экипажей крейсера «Варяг» и малого миноносца «Барракуда», подвиге кондуктора Васильева, лейб-гвардии старшего урядника Савина и многих других, отличившихся во время Русско-японской войны.

Теперь настала очередь сводного Памирского отряда, который устроил бойню британцам. На этот отряд, как и на личный состав Амударьинской пограничной бригады, пролился заслуженный дождь наград.

В этот момент в купе постучались, я высвободился из объятий задремавшей супруги и открыл дверь.

– Ваше превосходительство, вы просили предупредить за час до прибытия в Иркутск, – тихо произнёс вагоновожатый, скосившись на спящего Василька.

– Спасибо, – ответил я и закрыл дверь.

– Машенька, давай собираться потихоньку. Через час прибудем в Иркутск. Там будет, как и всегда, встреча на вокзале, потом обед у генерал-губернатора графа Кутайсова. Я ещё планировал в училище заскочить. Так что начинай будить Василька, надо его будет под присмотр Юби оставить, а ты иди, Алёну предупреди, пускай тоже к приёму готовится.

Юби с очень редкой китайской фамилией Ли – шутка! – была одной из двух служанок Алёны, точнее Ли Чан Куифен, которые сопровождали её в этом путешествии. Вся остальная свита Алёны вернулась в Китай.

Служанки следили за детьми, когда у нас была необходимость их покинуть. Правда, это случалось пока только дважды – в Хабаровске и в Чите, где останавливались на сутки. Великий князь Михаил Александрович принимал доклады от должностных лиц, посещал приём в его честь и отправлялся дальше.

Ну а мы вместе с ним. Я как отвечающий за его охрану, плюс я всё-таки Свиты Его Императорского Величества генерал-майор, а Маша и Алёна – как две прекрасные женщины, одна – моя жена, вторая – сноха генерал-губернатора провинции Цзилинь, жена его погибшего брата. Это всегда вызывало удивление при знакомстве, тем более что Алёна одевалась на приёмы по последней петербургской моде и на китаянку была не похожа от слова совсем.

Пока мы «водку пьянствовали и беспорядок нарушали», великокняжеский поезд и два бронепоезда проходили подготовку к следующему перегону. Непросто было для железнодорожников организовать одновременное передвижение трех составов, но они как-то справлялись. Остановки если и были на переездах больше часа-двух, то, как правило, в ночное время, и мы их просто не замечали.

Обед прошёл просто великолепно. Граф Кутайсов организовал шикарный приём в своём доме, где собрался высший аристократический свет Иркутска. Столы ломились, тосты звучали, чаще всего за победу русского оружия, но и за прекрасных дам, присутствующих за столом, также было выпито немало.

Потом я отпросился у Михаила Александровича и вместе с начальником Иркутского юнкерского училища полковником Хлыновским, с которым познакомился в прошлое посещение альма-матер, поехал осуществить небольшое дело, воспользовавшись своим служебным положением.