Революция 1917-го в России — как серия заговоров

Первый был созван Украинской Центральной радой и призвал к превращению России в федеративную республику. Были оглашены резолюции о создании национально-территориальных автономий в составе России. Но также выдвигались требования о предоставлении независимости некоторым народам и их государственному вычленению. В частности, указывалось на необходимость создания литовского государства. Остаётся добавить, что националисты из числа литовской интеллигенции и буржуазии давно имели налаженные связи и полное единение во взглядах со многими татарскими политиками.

Из 93 делегатов 15 были от мусульманских народов. Из участников съезда была выбрана делегация на вышеупомянутое Совещание. Здесь уже вовсю звучали тревожные голоса, предупреждавшие об опасности сепаратизма. Голоса ряда мусульман не были исключением. Представитель горцев Северного Кавказа заявил, что революцию можно будет спасти, если она проникнется идеей российской государственности. В тот период для мусульманских народов, проживавших в отдалённых и труднодоступных областях Средней Азии, Дагестана и других встала проблема элементарного выживания. Там разразился голод. В правосознании местного населения царила неразбериха вследствие смешения шариатных, адатных и государственных норм. Налицо были тотальная неинформированность людей и фактическое безвластье либо полная беспомощность и бездействие выборных властей.

Другими словами, если во время первой русской революции лишь обозначились признаки распада страны, то теперь трещины и дыры просто зияли в теле державности. Многие меры Временного правительства лишь ускоряли данный процесс.

Наиболее зримо это проявлялось в развале армии, которая всё больше не желала участвовать в войне непонятно за чьи интересы. Так называемое реформирование вооружённых сил приводило к потере ими остатков боеспособности. Антивоенная пропаганда большевиков («мир без аннексий и контрибуций») была направлена не против армии, а против политического курса Временного правительства. Но правительство, способствуя упразднению единоначалия, введению голосование на фронте и другим благоглупостям, сводило военное строительство к абсурду.

Исламские круги были довольны появлением в армии чисто мусульманских подразделений, многие из которых были самоорганизованными. Разумеется, создание национальных частей мотивировалось якобы стремлением добросовестного исполнения воинского долга и защиты революции. Нетрудно догадаться, что красивые речи служили благовидным предлогом. Всего год спустя лидеры крымско-татарских националистов откровенно признавались: «Крымские татары, которые почувствовали падение центральной власти, решили образовать национальное войско, чтобы иметь возможность осуществить свои политические намерения».

Другими словами, формирование нацчастей с формальной точки зрения — вещь обыденная. Однако в кипящей революционной атмосфере оно означало углубление раскола в армейской среде. Желания правительства и военных — солдатской массы, прежде всего — вступали в антагонистическое противоречие. По мере развития революционной ситуации после Февраля это привело даже к столкновениям между войсковыми частями.

Справедливости ради следует отметить, что с точки зрения военного порядка мусульманские части превосходили остальные. Их численность доходила до полутора миллионов человек и при этом они были наименее затронуты общим разложением.

Обращает на себя внимание следующее. Воюя в составе Антанты против Германии и её союзника Турции, Россия ставила одной из важнейших стратегических задач захват Константинополя и Черноморских проливов. Но вот, что говорил мусульманский политик и думский депутат С. Максудов на кадетском съезде в марте 1917-го: «Мы, мусульмане, по вопросу о проливах и Константинополя не разделяем тех чувств, которые вас волнуют. В том, что мусульмане иначе думают о проливах, играют громадную роль религиозные мотивы, но не только они. Вы не должны удивляться, что мусульмане, живущие в пределах России, питают симпатии к туркам и не желают окончательного их разгромления».

Примечательно, что кадеты рьяно выступали за «войну до победного конца» и за «крест — на Святую Софию». (Последний лозунг означал символическое превращение стамбульской мечети Айя-Софья в православный храм, которым она и являлась до покорения турками Византии в XV веке.) Но ещё более примечательно, что С. Максудов сам являлся членом Конституционно-демократической партии и, как пишут современные исследователи, «имел не только безупречную репутацию радетеля интересов мусульманского населения страны, сторонника либеральных и демократических преобразований, но и связи в высших властных кругах». (Выделено нами. — Л.Г.)