Революция 1917-го в России — как серия заговоров

Сейчас его именуют ни много, ни мало, как теоретиком исламского социализма и даже исламского коммунизма, хотя этого «теоретика», уличённого в связях с басмачами, троцкистской оппозицией и зарубежными спецслужбами, арестовали, судили и расстреляли. Даже в хрущёвском СССР, когда скопом реабилитировали массу репрессированных и очевидных врагов народа, в отношении Султан-Галиева этого сделать не посмели. Реабилитация состоялась только при горбачёвской перестройке, накануне уничтожения СССР, когда во всех бывших советских республиках к власти пришла наиболее оголтелая буржуазия.

Националистические уклоны в комдвижении никогда не доводили до добра. Если копнуть поглубже, то «теория» этого предателя являлась синтезом небезупречных, а зачастую просто реакционных идей тюрко-татарских политиков. Так, у И. Гаспринского он взял идею политического и культурного единства тюрок-мусульман. У Ю. Акчуры — идею Турана как федерации тюркских народов. У М. Вахитова — тезис о том, что тюрко-татарские коммунисты пошли за компартией из-за лозунгов национального самоопределения, а не из-за классовой борьбы и идеалов Октябрьской революции. У С. Максуди он позаимствовал положение о «двойном угнетении» колониальных народов. У Г. Исхаки — идею объединения всех слоёв мусульманского общества во имя создания сугубо национального государства (и это в условиях многонациональной России!).

В период подготовки Союзного договора Султан-Галиев боролся против проекта автономизации, выдвинутого Сталиным. О сталинской позиции он говорил: «Внутрипартийный смысл настоящей позиции… — отступление от ленинизма к русской государственности под флагом ленинизма».

Вот оно, что. Как в прошлом, так и сейчас, капиталисты и их идеологическая агентура боятся пуще всего русских государственников, российской державности, мешающих им безнаказанно эксплуатировать народ и творить со страной всё, что вздумается.

Султан-Галиев в этом пассаже фактически оклеветал и Сталина, и Ленина. Оговоримся: уничтожение СССР в 1991 году обусловил не ленинский подход к созданию союза равноправных республик, а султангалиевщина и её варианты, с середины 1950-х гг. прораставшие в десталинизированной стране как сорняки. Прояви в своё время большевизм чуточку меньше романтизма и благородства, чуточку больше сталинского прагматизма — и дезинтеграция страны была бы существенно затруднена. Был бы бит главный юридическо-пропагандистский козырь наглых, неблагодарных, ненасытных и обуржуазившихся республиканских номенклатур, во время перестройки рвавшихся к тотальной власти в нашей стране на парадной волне «суверенитетов».

Выше уже говорилось, что татары раскололись по вопросу признания/непризнания Октябрьской революции. То же самое относится и к башкирам. Один из их лидеров — М.М. Кульшарипов — был в высшей степени категоричен: «Башкирский центральный совет не подчиняется чьей-либо власти… Большевиков не признаём…». Правда, дальше объявления автономии в составе Российской республики дело не зашло. Она была провозглашена на проходившем в конце декабря 1917 года III Всебашкирском курултае, и включала в себя часть территорий Оренбургской, Пермской, Самарской, Уфимской губерний.

В башкирском национальном движении можно выделить ряд условно обозначаемых этапов: демократический — с мая 1917 г. по февраль 1918 г.; антибольшевистский — с февраля 1918 г. по февраль 1919 г.; советский — с марта 1919 г. но май 1920 г.; повстанческий — вторая половина 1920 г. и начало 1921 г.

Мы коснёмся по преимуществу так называемого демократического.

Итак, провозглашённая в середине ноября башкирская автономия была утверждена на курултае в Оренбурге в декабре 1917 г. Там же было избрано Башкирское правительство. Завладев 18 января 1918 года Оренбургом, большевики по словам буржуазных современников поначалу отнеслись к башкирской власти нормально: позволили сохранить автономию во внутренних делах, хотя во внешней политике потребовали подчинения центру. 27 января в Совнарком была направлена от имени Башкирского правительства телеграмма, в которой говорилось о готовности к соглашению с Советской властью при условии невмешательства её в дела башкирской автономии. Однако за лояльными формулировками крылись неприглядные дела некоторых местных деятелей. В частности — Ахметзаки Валиди Тогана (Ахмет-Заки Валидова), получившего должность военного министра, хотя он был историком-востоковедом, филологом, публицистом.