Примечательно, что во взбунтовавшемся контрреволюционно-байском Коканде в ходу был лозунг «Туркестан для туркестанцев». Когда красные войска подавили мятеж, Чокаев скрылся. Сначала прятался в ташкентском подполье. Потом перебрался на Волгу. В Самаре, захваченной белочехами, сотрудничал с первым антибольшевистским правительством России, созданным членами Учредительного Собрания, не признавшими его роспуск большевиками. Далее были Омск, Екатеринбург, совместная работа с небезызвестным Ахмет-Заки Валидовым… Белогвардейцы были настроены враждебно к радетелям исламских автономий и даже арестовали Чокаева, но он сбежал. Пару лет обретался под крылышком мусаватистов и меньшевиков в Баку и Тифлисе. Но Красная армия пришла и туда, и Чокаев снова бежал — в Турцию. Его видели в Стамбуле, Париже, Берлине, Лондоне, Варшаве… В Европе он выступал с лекциями и докладами, вёл печатную антисоветскую пропаганду, занимался носившей конспиративный характер организационной работой по связям с сообщниками на территории СССР. Успел и с германскими нацистами посотрудничать.
Дополнительный штрих к портрету этого «неистового патриота» (так его титулуют духовные и материальные наследники контрреволюции): после Октября Чокаев успел «наследить» и в Ферганской долине, откуда с 1918 года изошли самые крупные басмаческие формирования. Приходится признать, что басмачество, ныне тоже превозносимое апологетами среднеазиатской «свободы и демократии», с самого начала развивалось исключительно в его религиозной версии. И уж точно находилось под сильным контролем британских спецслужб, рассекретивших много лет спустя ряд материалов об этом. Приложили руку к этому и другие государства. В некоторых своих «научных» изысканиях вышеозначенные апологеты, не моргнув глазом, без стеснения пишут сегодня о социальном составе участников басмаческого движения:
«…Выходцы из состоятельных слоёв — торговцы, баи, духовные лица — ишаны, муллы, дервиши…Входили и представители национальной интеллигенции — активные деятели общественной жизни края, видные политики с практическим опытом борьбы за независимость родины. Преимущественно это были выходцы из джадидского движения. Повстанцы в основном были представлены коренным населением — узбеками, киргизами, таджиками, казахами, туркменами, а также уйгурами, персами, цыганами,
…Басмачество потерпело крах. Трудовое население отворачивалось от него по мере укрепления советской власти и реальной защиты ею простого народа.
Подводя итоги, скажем:
Экономические, культурные, бытовые и этнические особенности Туркестана диктовали взвешенную политику по отношению к нему. Ситуация была сложной. Ряд богатейших собственников — ханов, баев и мулл — установили контакты с заграничными покровителями и развернули борьбу против большевиков, пиком которой стало басмачество. Им удалось привлечь на свою сторону часть тёмной народной массы. Репрессии против них были оправданы. В то же время некоторые антирелигиозные преследования, начавшиеся здесь в конце 1920-х — начале 1930-х годов, не вызывались необходимостью. Однако существенным является другое. Незаконными репрессиями отличались среднеазиатские руководители, разоблачённые впоследствии как участники заговора троцкистско-бухаринского блока.
Также известно, что в тот переломный исторический период членами РКП(б) становились не только рядовые мусульмане, но и представители мусульманского духовенства. В Бухарской советской республике 65 % членов компартии были верующими мусульманами. Несмотря на секуляризацию, в Средней Азии в 1920-х годах даже в светских школах преподавались основы ислама. Эти события и факты заслуживают отдельного, квалифицированного рассмотрения.
Примером проведения гибкой и справедливой национальной политики большевиков может служить вопрос о шариатских судах. В Туркестане попытка ввести светскую систему народных судов в соответствии с декретами Советской власти встретила недовольство мусульманского населения, желавшего сохранения судей-казиев. Тогда Совнарком Туркестана издал новое постановление, в соответствии с которым шариатские суды сохранялись, но их персональный состав дополнялся представителями от Советов. Как отмечается историками, после Октябрьской революции «суды казиев просуществовали в Туркестане ещё несколько лет; они были изжиты постепенно, благодаря становлению демократических норм советского судопроизводства». Местное население убедилось, что и в этой сфере Советы не притесняют их, а новые порядки сплошь и рядом лучше старых.