Однако уже совсем скоро все социальные требования были отброшены в сторону, всё рабочее движение сконцентрировались только на одной теме — повышении заработной платы. «Это был самый насущный вопрос для всей России…,- отмечал Чернов, — Для провинции он был еще важнее, чем для Петрограда; по оплате труда Петроград являлся оазисом в Сахаре первобытной эксплуатации»[135]. «Отдельные забастовки успеха не приносили; там, где рабочие получали прибавку к зарплате, промышленники с лихвой компенсировали ее повышением цены на продукцию, поэтому рост цен постоянно превышал рост жалованья. Положение усугублялось продолжавшимся падением курса рубля…»[136].
Проблема обозначилась еще в летом 1915 г., когда на совещании Совета министров ген. Рузский заговорил об условиях труда на петроградских фабриках: «рабочие трудятся день и ночь и при этом страдают от высокой стоимости жизни; фабриканты не поднимают зарплату, в результате чего рабочие вынуждены работать сверхурочно, чтобы не голодать; этому вопросу нужно уделить самое серьезное внимание и принять срочные меры, иначе возможны забастовки и беспорядки; если это случится, то война будет безнадежно проиграна»[137].
В октябре 1916 г. шеф Петроградского жандармского департамента в своем отчете указывал: «Экономическое положение массы, несмотря на огромное увеличение заработной платы, более чем ужасно. В то время как заработная плата у массы поднялась всего на 50 %, и лишь у некоторых категорий (слесаря, токаря, монтеры) на 100–200 %, цены на все продукты возросли на 100–500 %»[138].
«Требования более высокой заработной платы, — отвечали промышленники, — грозят поглотить весь промышленный капитал…, они, — по словам Чернова, — пыталась напугать Временное правительство предсказанием всеобщей убыточности и закрытия заводов… Не оставляя сомнений в том, что речь идет о локауте, Кутлер выложил карты на стол и сказал о том, что «рабочим нужно преподать урок», который положит конец их стремлению получить «привилегии за счет общества и национальной экономики в целом»[139].
Общенационального локаута не получилось, но на локальном уровне в ответ на забастовки рабочих промышленники все чаще отвечали локаутами.
Однако рост заработной платы действительно все больше отставал от роста цен, что ставило рабочих и их семьи на грань выживания. О настроениях, царящих в среде рабочих в то время, свидетельствовал один из крупнейших российских промышленников П. Рябушинский: «чрезвычайно важным, очень печальным, но заслуженным фактом входит вполне ясно определившаяся ненависть широких кругов населения к купцам и промышленникам. Причиной ее служит непомерная дороговизна, спекуляция и т. д.»[140].
«Если мы хотим избежать дальнейшего падения пострадавшей от войны национальной экономики за счет забастовок и локаутов, — продолжал Чернов, — то должны ввести контроль над производством, ограничение прибыли и фиксацию заработной платы…»[142].
Однако на требования социалистов о подчинении промышленности и экономики во время войны интересам государства либеральное Временное правительство ответило, что
С разъяснением английской политики в этом вопросе 14 июня перед московским биржевым комитетом выступил британский министр труда А. Гендерсон: «Вы должны знать, что вся промышленность, вся работа по снабжению армии взята английским правительством под строгий контроль… Интересы государства должны быть на первом месте. Не думайте, что это социализм… Это есть временная необходимость, ибо государство ведет сейчас войну…»[144]. Введению «военного социализма» в России, — отвечал Милюков, — препятствуют Советы, чьи настроения ведут к усилению чисто социалистических тенденций, а так же большевики, которые своим «рабочим контролем» по сути уже вводят социализм[145].
ТПН — товары первой необходимости.