Революция

Просьбы о Второй Конно-Механизированной Армии стали похожи на отчаянную мольбу… Будённый должен молниеносно мчаться — спасать всю войну, всю крупнейшую ставку на мировую революцию! Радиограмма за радиограммой: конно-механизированная армия уже свернула на Люблин, неудержимо идет на Замостье.

Но, время — жестокая вещь: генерал Вейган уже совершил «чудо на Висле»! Под Плонском уже двинулись в наступление поляки и, в первый раз — за две войны, дрогнули под стенами Варшавы и смешались в паническом бегстве красные ударно-штурмовые бригады. Что случилось? Сломилось самое главное — русская отчаянность, уверенность в победе и, с ней у поляков вспыхнула та же — славянская вера в успех.

Сильно вонзилась Четвёртая польская армия в «Мозырскую группу» красных и, от этого рассчитанного удара треснула группа армий Егорова внезапным пораженьем, дрогнула и начала отступление. Крякали, гудели телефоны в штабах, панически верещало морзянкой радио: фронт прорван! «Красный маршал» — Егоров отступает. Где же Будённый? Его армия на последних каплях бензина и на остатках фуража мчится, скачет — под непрерывными авиаударами… Но, уже не к Варшаве — а, к собственному разгромному поражению: своим отступлением, Егоров обнажил весь тыл Западной группы армий маршала Слащёва — стоявшей под самыми стенами Варшавы.

Донесения одно отчаянней другого: Егоров открыл фронт, Слащёв отступает, поляки развивают успех — уже выходят на шоссе Брест-Варшава. Взяты в плен первые тысячи красных, десятки бронемашин, сотни орудий, тысячи пулемётов и десятки тысяч винтовок…

На севере дела ещё хуже: генерал Вейган отрезал, запер Первую Конно-Механизированную Армию Келлера — уже ворвавшуюся по личному приказу Троцкого в «польский коридор», для победоносного марша до восставшего Берлина! Для войны с Версалем.

Третья армия Жилинского, Пятая Сикорского, уж зажали в стремительном наступлении Десятую армию красных, и гарнизон Варшавы пошел наступлением. Всем туловищем увяз под Варшавой товарищ Троцкий…

«Отступать! Назад!» Но и, отступление заварилось, как наступление — бестолково.

Это уже неслыханная, азиатская катастрофа! В беспорядке сдаваясь в плен, бросая обозы, орудия, раненых, русские хлынули на восток — разбившись о «бастион Европы».

Но, теперь по-славянски зашумели польские генералы! Польская армия кинулась в бешеное, стремительное преследование — а, русские побежали с недавней польской панической быстротой.

Добежали до Бреста и, упёрлись в немыслимо упорной обороне и разбились об них поляки, застыв в недоумении: «Хорошо, Брест, мы скорее всего возьмём… А, что же делать потом? Наступать дальше? До куда? До Минска? До Смоленска?…До Киева?…Может, до Москвы?!»

И полетели в польские семьи похоронки и письма, вроде этого: «Boże, Jezu Chryste, dlaczego o nas zapomniałeś[1]? Мы пять дней сражались за какой-то мост и несколько развалин за ним — используя аэропланы, танки, артиллерию, пулемёты, ружья и штыки… Пять дней яростных атак и непрерывных рукопашных схваток за каждый окоп, воронку, пригорок, куст или груду битых кирпичей — заканчивающихся в ночной темноте, в дыму и пыли, в лужах крови, обломках оружия и кусков человеческих тел. Уже на второй день перед мостом, на нём самом и за ним, валялось не менее полутора тысяч трупов польских жовнежей… Длина для нас теперь измеряется не метрами, а трупами…»

Как бывало не раз в истории, польская ярость разбилась об русскую твёрдость!

— Я бы порекомендовал Вашему Превосходительству начать с Советами переговоры о мире…,- снисходительно, сверху вниз глядя, сказал тогда маршалу Пилсудскому генерал Вейган, — Вы уже были под Смоленском и в Киеве! Желаете повторить?!

Позже, Вейган напишет в мемуарах: «…Несмотря ни на что, Россия оказалась слишком большим и крепким яблоком — чтоб, Польша смогла откусить от неё слишком большой кусок своими гнилыми зубами…»

…В роскошно отделанном — «царском», бронированном штабном поезде «отступал» до самого Минска Лев Троцкий — полководец разбитых армий, от которых остались жалкие остатки. Сначала до Минска, затем до Москвы — где не так давно, противники «штурма бастиона Европы» уверяли его, что с Польшей нужна осторожность. Что Польша не Россия!

Отступал «Лев Революции» навстречу своей незавидной судьбе — за ошибки надо платить.

Воспользовавшись заминкой поляков у Бреста, остатки разбитых советских армий вышли из соприкосновения с противником. Пропала только в «Польском коридоре», гордость и слава всей Продолженной Войны — Первая Конно-Механизированная Армия маршала Келлера[2]: прижатая поляками к Германии, она всё ещё сражается, бьется! Не хочет, ни не сдаваться в плен, ни переходить границу Пруссии для интернирования.

На острие прорывающийся из «котла» армии, был наследник императорской «Дикой Дивизии» — Седьмой бронекавалерийский корпус.

— Храбрецы мои! Не сдаваться, не складывать оружия! — кричит его командир неукротимая Елизавета Ункурова.

Скачет перед выстроенными бойцами, матерится солеными ругательствами на всех известных ей языках: