Сделав дело, я выпрямился и выжидающе посмотрел сначала на недовольного Разука, и тут же на Грюма.
— Ну, — взял слово Грюм, убедившись, что все расселись вокруг стола, — давай, Гумли!
Гном ловко выбил крышку у бочонка, и всё отделение банка наполнилось запахом вереска. Все завороженно наблюдали, как кружки гномов и мой кубок наполняются жидким золотом.
Насчет кубка, кстати, придумал Гумли. Не зря этот гном шибко уважает эль, или, другими словами, тот ещё алконавт! Размер кубка был как минимум в два раза меньше, чем кружки. И Гумли здраво рассудил, что человеку, которым я прикидываюсь, достаточно будет и половинчатой порции.
Хитрость Гумли заметили все гномы и начали переглядываться, и любителю эля, чтобы сгладить углы, пришлось обратиться ко мне со словами:
— Мы уж по-простому, — Гумли кивнул на кружки, — а гостю положен кубок!
Гномы одобрительно заворчали, радуясь, что неловкая ситуация разрешилась, и взялись за кружки.
— Спасибо, уважаемые! — я встал из-за стола и поклонился принюхивающимся к мёду гномам. — Я плохо знал Кубыша. Наша единственная встреча окончилась странным заданием, из-за которого я сейчас здесь. Но за те пару часов общения, Гумли успел мне рассказать чуть ли не про всю свою жизнь!
Гномы заулыбались, а Дорин даже хохотнул, оценив шпильку в адрес говорливого гнома.
— Скажу честно, — я поднял кубок, — он не всегда отзывался об окружающих хорошо… — я внимательно следил за реакцией гномов и пока что гномы поощрительно кивали, слушаю мою речь, — но про своих сослуживцев он всегда говорил только хорошее и даже ими, то есть вами, гордился!
Гномы недоверчиво захмыкали, впрочем, не спеша возражать. Формат тризны не предполагал рубить правду-матку. Как правильно заметил Грюм, про ушедших или хорошо, или никак.
— Так выпьем же за славное посмертие Кубыша и ваше здоровье!
— Добрая речь, — кивнул Грюм и, огладив усы, приложился к своей кружке.
Его примеру тут же последовали все гномы, и я, не желая выбиваться из коллектива, опрокинул кубок в себя.
Не знаю, как описать вкус этого напитка. Странная смесь сладости и горечи не спеша прокатилась сначала по горлу, потом также медленно спустилась в желудок, и по всему телу распространилась волна тепла.
Окружающий меня мир мгновенно засиял, а я почувствовал, как губы сами собой растягиваются в глупую улыбку.
— Надо будет спустится в склеп, — где-то вдалеке прошелестели гигантские губы Разука, — найти… останки Кубыша.
— Ты присядь лучше, — донёсся до меня прыгающий голос Грюма и его усы. — Ноженьки и подвести могут.
— Это меня-то? После одного кубка?! А ну, наливай ещё! — храбро заявил я, но получилось что-то наподобие: — Ты это… Ну того… Да ё-моё!
Отделение банка почему-то превратилось в каюту корабля, и всё, кроме меня, начало стремительно ходить ходуном.
— Крепкий человек попался, — с удивлением проговорила борода Дорина. — До сих пор на ногах стоит.
— Да щас свалится! — я, развернувшись всем телом, повернулся на голос, и уткнулся в синий, как слива нос Гумли. — Вон, смотри, как его качает.
— Это вас качает, — не согласился я, хватаясь за стол, чтобы удержать его на месте. — Полундра! Свистать всех наверх! Все на борьбу со штормом! Юнга, где моя бутылка с ромом?!
— Чего это он мычит? — передо мной запрыгал испещрённый морщинами лоб Борда.
— Добавки просит! — хмыкнули усы Грюма, а мне в грудь со всего маха врезался кубок с раскаленным солнцем. — Ты только присядь, друже!
— За Макса, за Маришку, за Улю и Вику! — мысли спотыкались, толкались во внезапно ставшей тесной голове. — За Море Возможностей! Чтобы разрабам икалось две недели! Чтобы Робины провалились в тартарары! За ВДВ!
Вытолкнув из себя то, что должно было быть красивым и вдохновляющим тостом, я недовольно поморщился и опрокинул в себя второй кубок.
Перед глазами замелькали какие-то уведомления, среди которых особенно ярко полыхнула цифра «24», но мне было не до них. Я во все глаза смотрел на сидящих за столом гномов.
Свирепый огонь с терпкой горчинкой, повторно наполнивший моё тело, уже развеялся, оставив после себя ощущение приятного тепла. В голове словно кто-то включил свет, настолько ясно я начал соображать и мыслить. А вот тело, напротив, стало мягким и… непослушным?
— Смотри-ка, — удивился Дорин, — до сих пор сидит!
— Давай ему третий, — скомандовал Грюм.
Я обвел глазами сидящих за столом гномов и нахмурился.