Для м-ра Сондерса, редактора газеты «Инглишмен», я стал совсем своим. Он предоставил в мое распоряжение редакционное помещение и газету. Он даже разрешил мне внести по моему усмотрению поправки в корректуру написанной им передовой статьи о положении в Южной Африке. Мы, можно сказать без преувеличения, подружились. Он обещал оказывать мне всяческое содействие, что в точности выполнил, и поддерживал со мной переписку, пока серьезно не заболел.
Мне не раз в моей жизни удавалось завязывать такие дружеские отношения совершенно неожиданно. Сондерсу понравилось во мне отсутствие склонности к преувеличению и приверженность истине. Прежде чем сочувственно отнестись к моему делу, он подверг меня строжайшему допросу и убедился, что я стараюсь совершенно беспристрастно обрисовать не только положение индийцев в Южной Африке, но даже позицию белых.
Опыт научил меня, что можно добиться справедливости, если только относиться и к противнику справедливо.
Неожиданная помощь, оказанная мне Сондерсом, обнадежила меня, и я стал думать о том, что, может быть, все-таки удастся созвать митинг в Калькутте. Но в это время я получил телеграмму из Дурбана: «Парламент начинает работу в январе. Возвращайтесь скорее».
Тогда я написал письмо в газету, в котором объяснял причину своего внезапного отъезда из Калькутты, и выехал в Бомбей. Предварительно я телеграфировал бомбейскому агенту фирмы «Дада Абдулла и Кo» с просьбой достать мне билет на первый же пароход, отплывавший в Южную Африку. Как раз в это время Дада Абдулла купил пароход «Курлянд» и настаивал, чтобы я отправился именно на этом пароходе, предложив бесплатный проезд для меня и моей семьи. Я с благодарностью принял это предложение и в начале декабря вторично отправился в Южную Африку, на этот раз с женой, двумя сыновьями и единственным сыном овдовевшей сестры. Одновременно с нами в Дурбан отошел еще один пароход «Надери». Обслуживала его компания, представителем которой была фирма «Дада Абдулла и Кo». На обоих пароходах было около 800 человек, половина из которых направлялась в Трансвааль.
Часть третья
Это было мое первое путешествие с женой и детьми. Я уже говорил, что в результате детских браков между индусами, принадлежащими к средним слоям населения, только муж мог получить какое-то образование, а жена фактически оставалась неграмотной. Вследствие этого они оказывались разделенными глубокой пропастью, и обучать жену должен был муж. Так, я должен был позаботиться о подходящей одежде для жены и детей, следить, чтобы их питание и поведение соответствовали правилам, принятым в этом новом для них окружении. Некоторые воспоминания, относящиеся к тому времени, довольно занимательны.
Жена индуса считает своим высшим религиозным долгом беспрекословное повиновение мужу. Муж-индус чувствует себя господином и повелителем жены, обязанной всегда служить ему.
Я полагал тогда, что быть цивилизованным – значит возможно больше походить в одежде и манерах на европейцев. Я думал, что только таким путем можно приобрести значение, без которого невозможно служение общине.
Поэтому я тщательно выбирал одежду для жены и детей. Мне не хотелось, чтобы их считали катхиаварскими бания. В то время наиболее цивилизованными среди индийцев считались парсы, а так как европейский стиль нам не подходил, мы стали придерживаться стиля поведения парсов. Так, моя жена носила сари парсов, а сыновья – куртки и штаны, как у парсов, и, разумеется все надевали ботинки и чулки. К этой обуви они тогда еще не привыкли и натирали себе мозоли, а носки их пахли потом. У меня всегда были наготове ответы на все их возражения. Но я чувствовал, что убеждали не столько ответы, сколько сила авторитета. Мое семейство мирилось с новшествами в одежде только потому, что иного выбора не было. Еще с большим отвращением они стали пользоваться ножами и вилками. Когда же мое увлечение этими атрибутами цивилизации прошло, вилки и ножи снова вышли из употребления. От них легко отказались даже после длительного пользования. Теперь я вижу, что мы чувствуем себя гораздо свободнее, когда не обременяем себя мишурой «цивилизации».
Тем же пароходом, что и мы, ехали наши родственники и знакомые. Я часто навещал их, также как и пассажиров других классов. Мне разрешалось ходить куда угодно, так как пароход принадлежал друзьям моего клиента.