Революция без насилия

– Я не решусь разбудить плотников, – сказал Уэст, – а наши люди действительно слишком устали.

– Хорошо, я сам поговорю с ними, – ответил я.

– Тогда вполне вероятно, что мы справимся с работой, – сказал Уэст.

Я разбудил плотников и попросил их помочь нам. Их не надо было долго уговаривать. В один голос они заявили:

– Какой же от нас будет прок, если к нам нельзя обратиться за помощью в критический момент? Отдыхайте, а мы покрутим маховик. Это для нас работа легкая.

Нечего и говорить, что наши люди также были готовы работать.

Уэст воспрянул духом, когда мы принялись за работу, даже запел песню. Я присоединился к плотникам, а все остальные помогали нам по очереди. Так мы работали до семи часов утра. Но сделать предстояло еще многое. Поэтому я попросил Уэста разбудить инженера, чтобы он снова попробовал пустить двигатель. Если бы это удалось сделать, мы смогли бы вовремя закончить работу.

Уэст разбудил инженера, и он тотчас же направился в помещение, где стоял двигатель. И, о чудо! Двигатель заработал почти сразу, едва инженер дотронулся до него. Типография огласилась криками радости.

– В чем дело? – спросил я. – Почему вчера вечером все наши старания оказались бесплодными, а сегодня утром двигатель заработал так, будто с ним ничего не случилось?

– Трудно сказать, – ответил Уэст или инженер (точно не помню). – По-видимому, машины иногда ведут себя так же, как люди, когда им нужен отдых.

Неполадки с двигателем явились испытанием для всех нас, а то обстоятельство, что он заработал как раз вовремя, представлялось мне вознаграждением за наш честный и ревностный труд.

Экземпляры газет были отправлены в срок, и все были счастливы.

Настойчивость, проявленная в начале нашей работы, обеспечила регулярный выход газеты и создала в Фениксе обстановку уверенности в своих силах. Бывало, что мы сознательно отказывались от применения двигателя и работали только вручную. Те дни, по-моему, были периодом величайшего нравственного подъема работников всей колонии в Фениксе.

Полак делает решительный шаг

Я всегда жалел, что мне, организовавшему колонию в Фениксе, самому приходилось бывать в ней только наездами. Первоначально моим намерением было постепенное освобождение от адвокатской практики и переезд на постоянное жительство в колонию, где я буду добывать себе пропитание физическим трудом и обрету радость и удовлетворение в служении ей. Но этому не суждено было сбыться. Жизненный опыт убедил меня, что в планы человека сплошь и рядом вмешивается бог. Но вместе с тем я убедился и в том, что если поставленная человеком цель – поиски истины, то независимо от того, осуществляются его планы или нет, результат никогда не разочаровывает, а часто бывает даже лучше. Оборот, который независимо от нас приняла жизнь в Фениксе, и случавшиеся там непредвиденные события, конечно, нисколько не разочаровывали, хотя трудно сказать, было ли все это лучше, чем то, на что мы первоначально рассчитывали.

Чтобы каждый из нас получил возможность добывать себе пропитание физическим трудом, мы разделили землю вокруг типографии, на участки по три акра. Один из них достался мне. На этих участках мы построили себе домики, вопреки первоначальным намерениям, из гофрированного железа. Мы предпочли бы глиняные хижины, крытые соломой, или же кирпичные домики, напоминающие крестьянские, но это оказалось невозможным. Они обошлись бы дороже, а постройка их потребовала бы больше времени, а всем хотелось устроиться поскорее.

Редактором продолжал оставаться Мансухлал Наазар. Он не одобрял моего нового плана и руководил газетой из Дурбана, где находилось отделение «Индиан опиньон». Наборщиков мы нанимали, но мечтали, чтобы каждый член колонии освоил набор, этот наиболее легкий, но, пожалуй, и самый скучный из всех типографских процессов. Тот, кто не умел набирать, стал учиться. Я до самого конца тянулся в хвосте. Маганлал Ганди превзошел нас всех. Он стал искусным наборщиком, хотя до этого никогда не работал в типографии, и не только достиг мастерства в этом деле, но, к моей радости и удивлению, скоро овладел и всеми другими видами типографских работ. Мне всегда казалось, что он не отдает себе отчета в своих способностях.

Едва мы устроились в своих новых домиках, как мне пришлось покинуть только что свитое гнездышко и уехать в Иоганнес бург. Я не мог допустить, чтобы работа там надолго оставалась без присмотра.

По приезде в Иоганнесбург я рассказал Полаку о предпринятых мною важных переменах в жизни. Радость его была беспредельной, когда он узнал, что чтение книги, которую он мне дал, привело к столь благотворным результатам.

– Можно ли и мне принять участие в этом новом начинании? – спросил он.

– Конечно, можно, – ответил я, – если вы хотите примкнуть к колонии.