Революция чувств

История с отравлением Юбченко потрясла людей. Кандидата в президенты от оппозиционных сил закраинцы жалели, пострадавшему искренне сочувствовали. Среди сотрудников двух враждующих штабов со скоростью одной выкуренной сигареты распространялись слухи. Одни недоумевали, каким образом диоксин, который США применяли во время войны во Вьетнаме, попал в организм Виктора Андреевича и кто заказчик. Другие шушукались, что Юбченко решил провести процедуру омоложения. Косметическая процедура не удалась, поэтому штабу «Наша Закраина» ничего не оставалось, как разыграть драму с отравлением.

– Подумай, Женька, почему у Виктора Юбченко пострадало только лицо, а кожа на шее, руках не изменилась. Отравили весь организм? – донимал Женьку Комисар молодой сотрудник Пиар Центра.

– Значит, инъекции делали непосредственно в мышцы лица, – безапелляционно заявил он.

Народ штормило, у каждого возникала собственная оригинальная версия отравления кандидата в президенты Виктора Юбченко. Объединяло задорожцев одно – человеческое сострадание. У Виктора Андреевича семья, дети. Как ему жить с изувеченным лицом?

Сильная интрига, загадочное отравление, рассуждали работники Пиар-Центра. Виктора Юбченко курируют американцы, как они допустили подобное! Кто отравил? Рука Москвы? Ой, если бы россияне травили, те бы не панькались, уморили бы нелюбимого закраинца наверняка.

Загадка века! Пройдет, каких ни будь лет десять, и тайну отравления Виктора Андреевича раскроют, но интересно же узнать подробности сейчас.

Лицо – зеркало души. Чушь, думала Женька, медленно передвигаясь по зданию Пиар-Центра. Лицо, мощный инструмент каждого из нас. Инструмент для манипуляции окружающими тебя людьми. Думаем одно, делаем другое, а поступаем, как хочется.

– Здравствуйте, – выдавила из себя улыбку Женька и подарила ее безвозвратно проходящему мимо нее постоянному клиенту Пиар-Центра.

– Как ваши дела? – послышался в ответ прокуренный голос пожилого мужчины.

– Лучше всех! – шаблонно отчеканила Женька Комисар.

Клиент понесся галопом в сторону дислокации кабинета шефа.

Вот, подумала Женька, лицо – инструмент. Хочется выть от боли, а я расшаркиваюсь и улыбаюсь. Лицо, а кто знает истинное лицо Виктора Юбченко? Мессия он или тяжкий крест Закраины? Истинное лицо, какое оно? Женька забилась в дальний угол коридора, где сутки назад перегорела лампочка и закурила. Слава Богу, подумала пиарщица, есть в Центре место, где можно отдохнуть от человеческой суеты и глупости. Подумать о сокровенном, о немилом лице, которое ее сейчас волновало больше всего на свете. Громов – предатель, сволочь, гад. Он разрушил мою жизнь. Господи! Дайте, дайте мне диоксину, и я найду ему должное применение. Она закрыла глаза и представила изуродованное лицо Сашки Громова, лицо, которое сильно любила. «Предатель, сволочь, гад!» – кричала израненная душа Комисар, извиваясь в истерике и утопая в густом, ядовитом табачном дыму. Душа задыхалась от жажды мести, боли, обиды. Но ей суждено выжить. Женька об этом не знала.

Она не знала, что на другом конце города в ее квартире, как провинившийся школьник, плакал Александр Громов. Он рыдал или кричал? Скорее и то и другое. Александр почувствовал, это конец. Конец их отношений. Дело не в измене, сбежал Вик. Женька со временем простила бы неверного художника, но потерю любимого пса – никогда. Никогда. Никогда. Никогда. Для Комисар собака это их совместный, первый ребенок. Другого, к сожалению, нет.

Загавкал мобильник. Этот звук грел душу Комисар, вместо привычных гудков и модных песенок Женька записала радостный лай любимого пса.

– Да, – хриплым голосом ответила Комисар, предварительно не поинтересовавшись, кто звонит.

– Не бросай трубку, – услышала Женька голос мужа. Вик сбежал. Я вывел его на улицу как всегда, он, наверное, учуял суку и сбежал.

Искал его целый час. Прости меня за все. Все так глупо. Может, он еще найдется.

Женька подошла к запотевшему окну в темном углу коридора и рукой протерла стекло. На улице шел дождь.

– Почему ты молчишь? – спросил Сашка. Его удивило, что Женька не плачет и не кричит в трубку.

Она вскочила на подоконник, стукнула мобильным телефоном по старому проржавевшему шпингалету, пытаясь открыть огромное немытое казенное окно. Мобилка рассыпалась в руках. Окно подчинилось. Оно открылось, распахнуло свои объятия хмурому Задорожью. Сильный ветер с дождем ворвался в здание Пиар-Центра. Женька вдохнула промышленного ядовитого воздуха всей грудью, и выдохнуть не смогла. Она смотрела далеко вдаль, как будто там, за горизонтом, намеревалась увидеть потерявшегося любимого пса. Ее фигурка в проеме огромного окна шаталась на ветру, костюм намок. Косые потоки дождя сбивали с ног. Волосы прилипли ко лбу, Женька ничего не видела. Ничего не слышала. Время остановилось. Сердце стучало громко, медленно.

Некуда торопиться. Руки скользили по мокрой, прогнившей, плохо прокрашенной раме. Руки скользили, не понимая, что сейчас, в данную секунду человеческой жизни старая оконная рама – единственно надежная страховка маленькой женщины в огромном и суетливом Пиар-Центре.