Революция чувств

Попугая завела старшая дочь, Наташка с крылатым квартирантом в душе не смирилась. Она любила театр, живопись, телевидение, но не птичек, кошек и собак. Кеша это чувствовал, и каждый раз, завидев Наташку, рвал перья, кричал, истерически мотал головой. Эту взаимную нелюбовь матери семейства и обитателя круглой клетки в полной мере компенсировали дети, для которых пушистый кабысдох являлся объектом постоянного внимания и беззаветной любви.

– Значит, не любишь меня, не любишь, – ругался на птичьем языке Кеша и продолжал рвать на себе выцветшие от старости голубые перья.

Жалкое зрелище, местами на теле попугая отсутствовала растительность. Тщедушное тельце птички выглядело крайне непрезентабельно, как синяя, испортившаяся в супермаркете курица, которую уксусом не реанимировать.

Господи, сколько от тебя шума, подумала Благова и накрыла клетку кухонным полотенцем. Кеша замолчал, что такое просидеть целый день под покровом кухонного полотенца, от которого пахло селедкой, луком и чесноком одновременно, он знал не понаслышке.

– Руки нужно мыть тщательней, а потом вытирать их полотенцем. Фу, как воняет, – вырвался жалкий, нравоучительный крик Кеши. Как на его смелый протест прореагировала хозяйка, он не видел, так как ему бесцеремонно корчили рожицы дешевые лютики, симметрично украшавшие края бездушного льняного кухонного полотенца.

Кофе готов. Благова откусила бутерброд и от удовольствия зажмурила глаза. Вот так, подумала она, крутишься, суетишься, прыгаешь с ветки на ветку всю жизнь, как Кеша в тесной клетке, будто в телевизоре, а потом кто-то приходит, бац, накрывает тебя полотенцем, нет эфира и мир – разрушается. Ты старый, больной, никому не нужный. Жил, пил, ел, смеялся, плакал, болел, и вот – нет тебя. Нужно жить, пока ты молод, пока перья не пожелтели, пока хочется любить, творить, чувствовать. Благова смилостивилась, она убрала полотенце с клетки, живи пичуга, смотри на мир, радуйся. Кеша молчал. Он нахохлился, показывая своим видом, что обижен.

– Ну, наконец-то, тишина, – вслух сказала Наташка Благова и рассмеялась, нарушая благодатную тишину.

Живительный глоток кофе, еще один. Хорошо! Собственно, ничего хорошего. В дверь позвонили. Звонили настойчиво. Кто это?

Благова не успела стереть с лица раздражение, она нервно дергала ручку двери, замок подчинился. Открыто. В проеме входной двери стоял он. Небритый, неглаженный, голодный, злой, с двумя чемоданами.

– Выгнали? – прямо спросила Наташка Благова.

– Нет. Сам ушел. Навсегда к сыну. Кофе есть? Не вздумай выгонять, я все равно не уйду. Чемоданы куда поставить?

Благова рукой указала на комнату. Он понял, теперь это и его дом. Александр Громов сначала пошел в ванную, быстро принял душ, а затем по-хозяйски принялся завтракать. Трапезничали молча. Кеша тоже молчал, он сразу понял, в дом пришел серьезный мужик. «Этот хуйдожник, – подумал попугай, – полотенцем накрывать не станет, если что не так, выбросит в форточку, как использованный окурок». Сермяжная правда жизни, пару минут назад льняное полотенце в лютиках казалось Кеше концом птичьего века, а сейчас угроза оказаться в стае бездомных воробьев грозила реализоваться в любую минуту.

«Мог же я онеметь от старости!» – придумал реальный сценарий проживания на одних квадратных метрах с непредсказуемым художником потрепанный жизнью попугай. «Буду молчать», – решил Кеша. Старый попугай хорошо знал свой характер, поэтому на всякий случай шустро подскочил к поилке и набрал полный клюв воды. Так надежней.

– Хорошо у тебя, тихо, – сказал Александр Громов, допивая кофе.

– Ага, тихо, – ответила Наташка Благова и озабочено глянула на попугая. Кеша полоскал полость клюва и считал 526, 527, 528…

– Я думал, тебя не застану, думал, ты убежала на работу. Комисар окончательно сошла с ума, домой ночевать не пришла. Работает по ночам! – откровенничал Сашка.

– А я тебя ждала. Всегда ждала. Не понимаю, как ты решился от Женьки уйти?

– А что тут решать, представляешь, Комисар прилетела, как мегера, под утро, всю квартиру перевернула верх дном ищет флешку. Я ее, кстати, у тебя забыл, эту проклятую флешку. Кричит, истерику закатила, – Громов нервно закурил.

– Флешку, так ее дочка забрала, ей она нужна для реферата в институт. Обещала возвратить, вот поросенок, вот дети, вот поколение, ничего не помнят, – Благова взяла мобильный телефон и позвонила дочери.

Информация, полученная от старшей дочери, ее не обрадовала.

– Представляешь, флешки у нее нет. Она позавчера виделась с отцом в кафе и тот случайно ее захватил. Так вышло. Наверное, подумал, что это его.

– Получается, флешка попала к Ковбасюку! Они – политические оппоненты, враги. Понятно, почему Комисар все утро меня уничтожала.

Я не выдержал, это стало последней каплей, терпение лопнуло. У Женьки на первом месте работа, а потом семья, – расстроился Сашка Громов.

– Слушай, мне на работу пора, время. Да, нехорошо получилось. Вот жирная крыса! Может, бывший муж специально флешку взял, когда узнал, кому она принадлежит. Ой, я уже опаздываю… Пора, пора, – засуетилась Благова.

– А где наши дети?