Революция.com

Иным вариантом использования Интернета может служить интерпретационное поле, когда реагирование на действия властей становится все более негативным. В этом случае у находящегося в Интернете формируется четкое представление о том, что все значимые действующие лица выступают против того, что делает власть. Сергей Телегин увидел определенный аналог подобного состояния дел в ситуации после 1905 года: «В ходе реформы власть РФ загнала себя в ловушку, сходную с той, в которой оказалась российская монархия после 1 905 года – любой шаг царского правительства истолковывался в обществе так, что положение режима ухудшалось» [38]. Если интерпретационное поле, что вполне можно сделать с помощью Интернета, оказывается захваченным иной точкой зрения, то фактическое поле действий сразу теряет свою значимость, поскольку в чистом виде его никто не наблюдает, зато все видят заданные оценки. Как видим, виртуальная действительность захватывает все новые и новые фрагменты, тем самым создавая ситуацию, которую адекватно не сможет оценить власть, в которой все построено ради отражения опасности в поле реальности.

Стратегии виртуальной политики

Развитие человечества постепенно привело к тому, что виртуальный фактор стал доминирующим во многих областях. Некоторые индустрии по производству виртуальных ценностей (например, кино) стали столь же прибыльными, как и те, что производят материальные ценности. И эта их экономическая составляющая всегда подкрепляется политической, поскольку производство виртуальных ценностей всегда идеологично, хотя это можно и скрывать, поскольку часто это находится на втором, третьем плане. Любовь тракториста из фильма советского или любовь миллионера в фильме американском несут в этом плане разные сообщения. Они могут быть едиными в плане физического или даже информационного поля, но разными в плане поля виртуального, поскольку строят разные жизненные модели, акцентируют разные модели успеха. От единой точки физического пространства мы начинаем получать разные линии в пространствах информационном и виртуальном.

Виртуальные характеристики стали главным объектом в таких областях, как выборы и избирательные технологии, политическая борьба. Виртуальные объекты интересны в том плане, что легко создаются и удерживаются в поле внимания. Борис Ельцин или Леонид Кучма, идя против кандидата от компартии, боролись со специально созданным виртуальным драконом, которого создавали и лелеяли именно для избирательных целей. Это просчитанный враг, с которым всегда легче.

Человечество использовало виртуальные заменители реалий для стабилизации или дестабилизации ситуации. Например, малые отряды римлян могли удерживать большие территории, поскольку было известно, что они всегда вернутся, чтобы наказать восставшие племена, что они непобедимы. То есть виртуальность может удерживать реальность, программируя ее соответствующим образом. Когда в Киеве открылся первый «Макдоналдс», то в словах человека, отстоявшего в очереди, чтобы попасть туда в числе первых, прозвучало: «Я пришел попробовать вкус американской культуры». В этом случае реальность (гамбургер, а точнее просто мясо) становится востребованной только благодаря виртуальности.

Крестовые походы также можно понимать как общественное движение, ведомое виртуальными целями. Аскетизм – это также определенного рода «наказание» материальной составляющей ради составляющей виртуальной. Все это говорит о том, что религия одной из первых взяла на вооружение именно виртуальную политику. В принципе удержание рамок возможно только с помощью виртуальных конструкций.

«Мягкая сила» Дж. Ная, являющаяся феноменом виртуального мира, становится сегодня в центр международной политики, создавая необходимые виртуальные контексты для последующих реальных действий, актуальных или потенциальных [39]. Однотипно движется и public diplomacy, работая на сближение контекстов страны-цели и страны-источника. Немецкий афоризм XIX века утверждал, что полиглот не может быть патриотом. Отсюда следует вывод, что для создания образа врага нужно знать о нем как можно меньше, а не как можно больше.