Революция Гайдара

А. К.: Но это уже другая история, хоть и командиры остались те же. Знаете, как в 1917 году летом? Приняли решение выбирать командиров частей, и они больше не могли давать приказы, только на общем собрании воинского подразделения принималось решение: держать позицию или не держать. И фронт посыпался. А ведь командиры частей остались те же… Так и в нашем случае. Директор вам говорит: «А вы меня снять не можете, почему же я должен вас слушаться?»

С. А.: Почему тот же Мостовой ушел? Потому что ему тяжело было на все это смотреть… Мостовой при Рыжкове мне говорил: «Неправильно себя ведешь. К тебе приходят, а ты их выслушиваешь, объясняешь. Мордой об стол до крови, и пошел вон». Понимаете, вот уже не получалось это с директорами — «мордой об стол, и пошел вон». Это как раз то, что вы говорите. Вроде бы ничего не поменялось, но стало нужно достигать взаимопонимания. Если достигли, все вроде шло очень хорошо, потому что они по-прежнему держали руль в руках…

А. К.: Сразу вспоминается этот эпизод из фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». Когда Богатырев Кайдановскому говорит: «Убью, паскуда!» А тот ему: «Нет, дорогой, ты меня не убьешь. Ты меня теперь беречь будешь. Нашего человека в ЧК знаю теперь только я».

С. А.: Был у нас в 1992 году один зампред правительства. Я в его присутствии провожу совещание и начинаю с директорами обсуждать все эти вопросы. Все нормально, все обсуждаем, принимаем решение, все потом выполняется. Зампред, который потом был послан в Канаду торгпредом…

П. А.: Махарадзе.

С. А.: Махарадзе. И он в конце говорит: «Я буду в следующий раз проводить. Я тебе покажу, как надо». Я говорю: «Проводи». Он проводит в духе Павла Ивановича Мостового. Директора его послушали, послали и разошлись. И он в полном недоумении: «А что ж теперь делать?» Все-таки к тому моменту ситуация изменилась и стиль должен был меняться. Может, у меня характер помягче был, потому что все-таки цековская школа. Я в экономическом отделе ЦК 10 лет проработал, как раз курировал Госплан и Госснаб. Все время анализ, анализ, анализ… В ЦК убивали, если перебиваешь собеседника. Вы обязаны только слушать и задавать вопросы, и никаких комментариев. И если ты докладывал потом, то только ты сам все подписывал. Если завотделом визировал, это лишь обозначало, что он читал, но он не имел права никакой правки вносить. И, естественно, стопроцентная ответственность на том, кто подписал бумагу. Куда она попадет в ЦК КПСС, попадет ли она первому лицу или там кому-то другому, это уже не от нас зависело. Это вырабатывало привычку: слушать, слушать, слушать, задавать вопросы, анализировать, сопоставлять, находить новые документы, опять анализировать и сопоставлять, потом после этого только писать. Поэтому, наверное, и стиль соответствующий выработался…

А. К.: Это скорее научная деятельность, чем менеджерская…

П. А.: Скорее, аналитическая.

С. А.: Аналитическая. Сначала анализируешь все, что у тебя есть по этому вопросу, а после этого высказываешь свой взгляд.

Тяжелый был 1990 год, а 1991-й начался с того, что пошли постоянные сбои с материально-техническим обеспечением и с обеспечением продовольствия. Мы пытались договариваться, собирали уже не премьеров, а президентов. Кончалось все одним и тем же: система уже не работала.

П. А.: Вы все время говорите о сбоях в 1991 году, но полки были пустые в Москве уже в 1988–1989 годах.

С. А.: Я говорю не только о полках в магазинах… Накануне событий конца 1991 года, я могу точно сказать, не было ни продовольствия, ничего не было. Когда уже подписали договор о роспуске Союза, ни одного контракта на поставку продовольствия не было, а вы не забывайте, что мы на тот момент импортировали на весь Союз 18 млн тонн зерна. Поскольку оплатить было нечем, контракты на поставку зерна перестали действовать, контракты на мясо перестали действовать…

П. А.: Западные контракты?

С. А.: Западные.

«Голод бы наступил…»

А. К.: Мы плавно подбираемся к теме голода…

С. А.: И западные контракты перестали действовать, и все внутрисоюзные контракты — тоже. Украина перестала поставлять. Белоруссия перестала поставлять. Все перестали. Если кто-нибудь находил себе товарную позицию, чем поменяться можно, то менялся, а если нет, то, увы, нет. От этого страдали прежде всего крупные промышленные предприятия и крупные города, потому что другие регионы не очень-то хотели менять продовольствие, допустим, на какие-то крупногабаритные машины. Или на танки.

П. А.: В декабре 1991-го, считаете, была реальная угроза голода?