Революция и Гражданская война в России 1917—1922

Но это было не так. Именно Россия отвернулась в эти февральско-мартовские дни от Романовых. Почти не было в те дни генералов и офицеров, которые, повинуясь присяге, готовы были проливать кровь за Романовскую династию. А тем более не было солдат, которые стали бы выполнять приказания верных царю генералов и офицеров. Революция победила еще до отречения Николая и Михаила, и потому мы называем ее Февральской. Этот конец самодержавия был, конечно, закономерен. Но он вовсе не был именно в такой конкретной форме единственно возможным результатом тех социальных, экономических и политических процессов, которые происходили в России в начале XX столетия.

3. Об Октябрьской социалистической революции

Если о Февральской революции нельзя сказать, что она была абсолютно неотвратимым событием, то тем более этого нельзя сказать об Октябрьской социалистической революции. Конечно, уже с весны 1917 года в России возникла возможность новой революции, которая могла передать власть из рук буржуазии в руки пролетариата и в руки большевиков. Это позволило Ленину не только провозгласить лозунг «Вся власть Советам!», но и закончить свою краткую речь на Финляндском вокзале призывом к социалистической революции. Этот курс на непрерывное развитие революции, перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую был принят на Апрельской Всероссийской конференции РСДРП(б) в конце апреля. Когда на Первом Всероссийском съезде Советов лидер меньшевиков И. Церетели стал утверждать, что в России в настоящий момент (июнь 1917-го) нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки всю власть, уйдите и мы займем ваше место, – то Ленин, перебив оратора, громко воскликнул: «Есть такая партия!» Он имел в виду партию большевиков, которая на Первом съезде Советов имела всего 105 делегатов из более чем 1000 делегатов[52].

Влияние большевиков, однако, быстро росло, и это показала, в частности, стихийно начавшаяся и едва не перешедшая в восстание июльская демонстрация в Петрограде. Временное правительство сумело разогнать эту демонстрацию. Часть большевистских лидеров была арестована, другие, включая Ленина и Зиновьева, перешли на нелегальное положение. Однако влияние большевиков в массах продолжало расти, и это продемонстрировал VI съезд партии, нацеливший большевиков на организацию вооруженного восстания.

Во многих отношениях именно август 1917 года стал месяцем перелома в политической ситуации в стране. Опираясь на часть армии, генеральская контрреволюция лихорадочно собирала силы, чтобы остановить революцию, используя временное поражение большевиков. Казалось, что дело социалистической революции на этом этапе проиграно. Еще в конце июля Ленин писал: «Всякий внимательный рабочий, солдат, крестьянин должен внимательно вдуматься в уроки русской революции, особенно теперь в конце июля, когда стало видно, что первая полоса нашей революции кончилась неудачей»[53].

Для контрреволюции главной задачей в эти летние недели было объединение своих основных сил – буржуазии и ее партий, офицерства, казачьих верхов, правых лидеров меньшевиков и эсеров. Эта задача не была легкой, но она не казалась и абсолютно невыполнимой. Во всяком случае союз или соглашение Керенского и генерала Корнилова против большевиков были во второй половине августа значительно более вероятными, чем их неожиданно быстро развившееся противостояние. Решительное выступление Керенского против Корнилова перепутало все карты и привело к неоформленному и временному компромиссу между Керенским и большевиками, на которых он только и мог тогда опереться в своей борьбе с Корниловским мятежом. Сам Ленин был удивлен тогда этим «в такой момент и в такой форме неожиданным и прямо-таки невероятно крутым поворотом событий»[54]. Однако Ленин не растерялся и с другими лидерами большевиков он с удивительной быстротой перестроил всю политику партии, чтобы использовать в целях развития революции столь неожиданно открывшиеся новые шансы. «Невероятно было бы думать, – писал Ленин 30 августа 1917 года, – что мы дальше отошли от задачи завоевания власти пролетариатом. Нет, мы чрезвычайно приблизились к ней, но не прямо, а со стороны. И агитировать надо сию минуту не столько прямо против Керенского, сколько косвенно против него же именно: требуя активной и активнейшей революционной войны с Корниловым. Развитие этой войны одно только может нас привести к власти и говорить в агитации об этом поменьше надо (твердо памятуя, что завтра события могут вас поставить у власти и тогда мы ее не выпустим)»[55].