Революция и конституция в посткоммунистической России. Государство диктатуры люмпен-пролетариата

Федерализм. Мне неоднократно приходилось высказываться по поводу того, что самодержавие в России как политическая форма является лишь функцией по отношению к способу, которым соединены между собой необъятные российские территории, возникшие вследствие многовековой колонизации русским народом сопредельных пространств[1]. Не вдаваясь здесь в излишние подробности, отмечу только, что в практическом плане, с моей точки зрения, при нынешней территориально-государственной организации, фактически остающейся неизменной с екатерининских времен, Россия ни в какой другой форме, кроме самодержавной, то есть в форме сверхцентрализованного государства с имеющей сакральное значение гиперперсонализацией власти, существовать не может. Ко всему ранее мною сказанному добавлю только, что необходимость постоянно перераспределять огромные материальные ресурсы, сначала изымаемые с мест в центр, а потом возвращаемые из центра на места, приводит к тому, что политическая власть намертво «прилипает» к деньгам и сосредотачивается в «распределительном центре». Поэтому все попытки «демократизировать» Россию, сохраняя имеющееся территориально-государственное устройство и перераспределительную функцию центра по отношению к территориям, являются политической утопией. Какую бы политическую форму ни нахлобучили на этот каркас, она рано или поздно приобретет до боли знакомый исторический облик, и нет никакого значения, кто будет находиться в сердцевине этой системы — император, генеральный секретарь или президент, тем более не важно, какая у него будет фамилия. Россия снова и снова будет возвращаться на круги своя до тех пор, пока не осуществит радикальную, не декларативную, а реальную федерализацию и не рассредоточит власть между пятнадцатью-двадцатью крупными территориальными образованиями, способными быть самодостаточными субъектами новой федерации. Это невероятно сложный и рискованный, но единственно возможный путь, позволяющий русской революции выполнить свою миссию.

Парламентаризм. Перемена самих оснований российской государственности, возникновение финансово и политически самодостаточных субъектов внутри нее потребует нового, более гибкого способа их интеграции, позволяющего удерживать эти субъекты в рамках единого политического пространства, предотвращая распад России. С этой задачей больше шансов имеет справиться парламентская или президентско-парламентская республика, поскольку они предлагают более гибкий механизм представительства и согласования местных и общих интересов. Переход к ней представляется мне закономерным следствием децентрализации и федерализации российской государственности.

Соединенные Штаты Евразии

С большой долей вероятности можно предположить, что завершение реставрационного посткоммунистического проекта Владимира Путина, когда бы это ни случилось — через несколько лет или через несколько десятилетий, — будет свидетельствовать о выходе русской революции на финишную прямую. На этом завершающем отрезке пути она должна будет доделать ту работу, которую начала сто лет назад. Парадоксальным образом это приведет не столько к возвращению в исходную точку, сколько к реанимации и перезапуску «неосоветского проекта» с его формально продекларированной, но так и не реализованной на практике политической триадой — республика, федерализм, парламентаризм. Если России суждено прожить еще одну политическую жизнь, то в этой жизни она будет Евразийским союзом.

Русская революция и сегодня никуда не делась. Просто она существует в отрицательной форме, как русская контрреволюция, активная фаза которой началась в 2013—2014 годах. В практическом плане в связи с этим имеется два глобальных сценария развития России в XXI веке — торможение или ускорение революции.

Первый, наиболее вероятный сценарий — это проект «управляемая контрреволюция». В рамках этого сценария власть с большей или меньшей эффективностью будет продолжать делать то, что она делает сегодня, удерживая ситуацию под контролем методом «кнута и пряника», чередуя заморозки с оттепелью, репрессии — с помилованиями, пока в конце концов не сорвется в неуправляемый штопор революции. Чем позже это произойдет, тем меньше у России будет шансов сохраниться как единое суверенное государство.

Второй сценарий, гораздо менее вероятный, но теоретически возможный, предполагает осознанный переход к «управляемой революции», то есть возвращение к логике перестройки после двух неудачных попыток. В практическом отношении это означает запуск радикальной конституционной реформы, на выходе из которой Россия должна стать не меньше и не больше как Соединенными Штатами Евразии, то есть реально федеративной и парламентской (парламентско-президентской) республикой. Это чрезвычайно трудный и рискованный путь, требующий невероятного напряжения сил всего российского народа и большого мужества со стороны политических элит, но это единственный путь, который позволит русской революции совершить мягкую посадку, а не врезаться на полном ходу в землю.