Революция и семья Романовых

Но пока Комуч находился еще в зените своих успехов. Части «Народной армии» и белочехи уже рвались к Казани, куда еще раньше Советское правительство эвакуировало почти весь золотой запас России.

Захват Казани не входил в заранее разработанный стратегический план Комуча. Его лидеры склонялись к тому, чтобы развивать наступление в юго-западном направлении, на соединение с Добровольческой армией генералов Алексеева и Деникина. Начальник штаба «Народной армии» полковник Галкин писал Алексееву, что в «Народной армии» «политика и партийность отброшены» и что в момент, когда начнется создание всероссийской власти, военные «нивелируют все попытки в стремлении к сепаратизму и эгоизму со стороны отдельных партий и групп»[676]. Это вполне соответствовало алексеевско-деникинским декларациям. Но обозначился успех в северном направлении, и в Комуче, как пишет Климушкин, стали думать: «Не права ли армия в своем инстинктивном устремлении на Казань – Москву, в сердце России?.. Не проще ли всего ворваться в Москву, перебить там всех комиссаров… и конец всему?»[677]

О том, как действовала «Народная армия», рассказывается в воспоминаниях некоего поручика Л. Бобрикова, входившего в так называемый «Спасский отряд», которым командовал капитан фон Мунд. Когда читаешь о «боевых действиях» этого отряда, невольно вспоминаются «подвиги» специальных карательных подразделений гитлеровцев, типа батальона «Нахтигаль» и т. п. «Спасский отряд», по словам Бобрикова, «вылавливал коммунистов», расстреливал, силой принуждал жителей вступать в «Народную армию». Несогласных секли шомполами, даже расстреливали, сжигали целые деревни. Шкурничество и мародерство – вот две главные черты, характеризовавшие «моральное состояние» отряда[678].

Но пока комучевские успехи на фронте повышали его «государственные акции». К Комучу примкнул оренбургский атаман монархист А. И. Дутов, так называемое Уральское областное правительство (с центром в Оренбурге), некоторые другие контрреволюционные областные и националистические образования.

Несколько по-иному, с большим уклоном вправо пошло развитие событий в Сибири. В момент белочешско-белогвардейского мятежа из подполья вышел и объявил себя властью так называемый Западносибирский комиссариат. И хотя он довольно широко привлекал к работе своего «делового кабинета» (управление отдельными ведомствами) кадетские и даже откровенно монархические элементы, буржуазия, тем не менее, считала, что комиссариат слишком «скомучился» и не очень торопится искоренять завоевания революции. В 20-х числах июня Западносибирский комиссариат издал постановление, в котором признавалось, что некоторые преобразования Советской власти «оставили глубокий след» и потому полное «установление прежнего порядка представляется либо уже невозможным, либо нецелесообразным». Комиссариат предлагал «произвести пересмотр распоряжений и законов Советской власти», но сохранить в силе те, которые «оказались жизнеспособны»[679].

В ответ правые элементы посредством разного рода махинаций и подтасовок добились замены Западносибирского комиссариата «законным» Временным Сибирским правительством, что означало существенный сдвиг вправо. Если Комуч являл собой фактически однородно-эсеровское правительство, то в составе Сибирского правительства с самого начала существовали две «фракции», два крыла. «Левое» составляли, так сказать, подлинно правые эсеры или эсерствующие – Б. М. Шатилов, Г. Б. Патушинский и В. М. Крутовский. К правому крылу относились И. А. Михайлов, И. И. Серебренников и др. Эти люди лишь номинально считались эсерами, но фактически занимали кадетские и промонархические позиции. Особую роль – некоего «центра», поддерживающего баланс двух флангов, – играл полукадет-полуэсер П. В. Вологодский.

Но какая из двух групп, представленных в Сибирском правительстве, – «левая» или правая – имела больше шансов в борьбе за влияние? Это во многом зависело как от личных качеств министров обеих групп, так и от развития общей политической ситуации, определяемой целым комплексом факторов.

Субъективно эсеровская (точнее, проэсеровская) группа министров уступала своим конкурентам. Единственным «настоящим» эсером в правительстве являлся, пожалуй, Б. М. Шатилов, но он был «путаником и вздыхателем», человеком слабым и безвольным. Г. Б. Патушинский, формально состоявший в партии эсеров, больше был увлечен областническими идеями; он отличался такими чертами, как самолюбие и вспыльчивость (его считали «сибирским Керенским»), Сочувствовавший эсерам В. М. Крутовский, обидчивый и капризный, ни с кем не блокировался, так как сам хотел играть первую скрипку[680].