— Знаете, а что-то в Вас есть. Ваши речи и план, который вы мне битый час тут излагали, не заставили бы меня согласиться на это, даже если бы вы были единственными кандидатами на эту роль. Лучше упустить момент, чем такая жалкая попытка. Ваш план никуда не годится. Мы конечно же подготовим свой. Не ваша неубедительная бессмысленная речь, а ваш взгляд изменили мое мнение о вас. Ваш взгляд, несмотря на вашу, как вы выражаетесь, слабость, полон твердости и веры. Я заметил что вы не сводите с меня глаз, не отводя взора, во время всего нашего разговора. Внутренний железный стержень держит вас. Когда вы вошли и предложили себя добровольцем, я видел умирающего старца с молодым лицом и наивным мировоззрением, не понимающим хитросплетении этой арены, на которой мы бьемся. Для чего вы живете, спрашивал я себя. И понял что вы не живете, а просто существуете в этом бренном мире, волоча свое тело, как ненужный груз. В вашем взгляде и глазах я видел смерть. Вы стремитесь к ней. Уверен, что вы уйдете из этой жизни в любом случае, но ведь вы хотите не просто отойти в мир иной, а оставить след в истории. Стать кем-то. Вы голыми руками разорвете, ради своей цели придуманной и бессмысленной веры. Правда я так и не услышал от вас ответа, к чему же вы стремитесь, какова ваша истинная цель. Но вижу ее в ваших глазах, и мне становится страшно за вас. Странно, как подумаешь, что каждое человеческое существо представляет собой непостижимую загадку и тайну для всякого другого. Когда въезжаешь ночью в большой город, невольно задумываешься над тем, что в каждом из этих мрачно сгрудившихся домов скрыта своя тайна, и в каждой комнате каждого дома хранится своя тайна, и каждое сердце из сотен тысяч сердец, бьющихся здесь, исполнено своих тайных чаяний, и так они и останутся тайной даже для самого близкого сердца. В этом есть что-то до такой степени страшное, что можно сравнить только со смертью. Говорите, за оставшийся месяц, вас можно привести в форму и подготовить к теракту? Ошибки здесь недопустимы.
Драгутин Димитриевич ходил по комнате, не обращая внимания на Принципа, словно говорил с собой вслух. Колебания и сомнения могли решиться в любой момент. Решиться и довериться? Слишком многое зависит от этого решения. Слишком много. Один выбор — один человек — и целое будущее на кону.
— Ну, хорошо я переправлю вас в Сербию для подготовки. Но рассчитывать на вас троих не могу. Я думаю после того как вы вернетесь, к вам присоединятся еще три-четыре человека. Передавайте от меня привет Дьяволу, к которому вы так стремитесь.
Тогда-то, после встречи с Димитриевичем, Принцип и стал задумываться о смерти.
Лес, по которому он шел, возвращаясь в дом, был сосновый и редкий, ноги скользили по опавшей хвое. Косые солнечные лучи падали между прямых стволов, и земля была вся в золотых пятнах. Пахло смолой, озером и земляникой; где-то в небе верещали невидимые пичужки. Домик Данило Илича, в котором они жили, приближался, показываясь из-за горизонта, по мере того как Гаврило Принцип подходил к нему все ближе и ближе. Здесь на природе и свежем воздухе ему действительно становилось легче. Голова прояснялась, и тело словно пробуждалось, раскидывая цепи сковывавшие его раньше. Но ночью тело вновь замирало, погружаясь в спячку.