Революция, которая спасла Россию

Однако Положения о крестьянах 1861 г. освобождали крестьян от личной зависимости и в то же время обязывали помещиков выделить крестьянам «усадебную оседлость и полевой надел», то есть дом с приусадебным участком и надел земли, на котором крестьянин мог бы вести хозяйство, чтоб прокормить себя и семью (отказаться от этого и уехать в город крестьянин не мог, закон запрещал ему это в течение первых 9 лет). Сначала крестьянин продолжал нести барщину или платить оброк помещику (помещик оставался владельцем всех земель), затем крестьянину предлагалось эту «оседлость» и поле выкупить у помещика. Чтоб облегчить крестьянам выкуп, государство само покупало у помещиков крестьянские, общинные земли (единовременно помещикам было выплачено 80 % выкупной суммы) и отдавало их общинам с условием выплаты кредита в течение 49 лет. Естественно, чтоб выплачивать кредит, крестьяне нанимались к тем же помещикам или к кулакам.

В итоге крестьяне продолжали, как и до реформы, работать на земле помещика. Только уже не как крепостные, а как «свободные» наемные работники.

Итак, сложилась любопытная ситуация. Помещики сразу же получили от государства деньги за свои земли, что для многих из них было крайне необходимо: к 1860 г. около половины помещичьих угодий, где работали 2/3 крепостных крестьян, были заложены в банках. Если бы не крестьянская реформа 1861 г., немало разорившихся дворян оказались бы в долговых тюрьмах. С другой стороны, крестьяне перестали быть крепостными, а значит, помещики больше не были за них в ответе. До реформы помещик был по закону обязан следить за состоянием дел в деревне, оказывать помощь больным, голодающим (хотя, конечно, не все и не всегда эти законы соблюдали). Кроме того, он предоставлял своим крестьянам лес для строительства домов, пастбища для выгула скота. Наконец, он просто экономически не был заинтересован в том, чтобы крестьяне измождали себя трудом, болели и умирали, ведь у него было ограниченное количество крестьян и новых пришлось бы покупать. Теперь, когда крестьяне стали свободными, а помещик превратился в буржуа-работодателя, состояние здоровья крестьян, условия их жизни и прочее его уже перестали интересовать. На место истощенным работой, больным и умершим просто придут другие.

Причем крестьяне были лишены возможности в массовом порядке переселиться в города и пробовать там найти себе средства к существованию. И в этом плане государство позаботилась о помещиках, нуждающихся в дешевой рабочей силе для своих латифундий. Как уже говорилось, первые 9 лет закон вообще запрещал крестьянам куда-нибудь уезжать, они должны были трудиться на бывшего своего помещика как временнообязанные. Но и потом перед переездом в город были поставлены серьезные ограничения. Освобождались крестьяне не в индивидуальном порядке, а общинами. Каждый крестьянин был приписан к сельскому обществу, которое только и могло по закону отпустить его, но, как правило, не очень желало лишаться работника (разве что если он отправится в город на сезонные работы). Кроме того, в Российской империи существовал строгий паспортный режим. Представители податных сословий, то есть прежде всего крестьяне, должны были, для того чтобы выехать за пределы места жительства, получить у полицейского начальства временный паспорт («бесплатный вид на отлучку»). Выдавался он лишь на год (в отличие от «постоянного», который выдавался на 5 лет, в случае отсутствия долгов по сборам и платежам), и по истечении этого срока крестьянин обязан был вернуться в свое село.

Итак, больше всего выиграли от «освободительной реформы» именно дворяне – крупные землевладельцы. Они получили дешевую рабочую силу и безграничные возможности ее эксплуатировать. В результате их поместья превратились в крупные латифундии, основанные на наемном труде, использующие машины и новейшие технологии и бесперебойно поставляющие хлеб на мировой рынок.

Таких крупных помещиков-латифундистов было немного, всего около 30 000 человек, менее 1 % от населения империи. Богатейших среди них было не более 700 семей. Но они владели 70 миллионами десятин земли, и на их долю приходилось 47 % всего хлебного экспорта Российской империи.