Революция, которую мы ждали

Есть несколько уровней объяснения, почему нам не хватает ощущения истинного существования, несмотря на то, что у нас достаточно доказательств существования физических, эмоциональных и когнитивных ощущений. Объяснение психоаналитиков заключается в том, что мы разделены на части: не будучи единым целым, человек не может чувствовать свое Я. Машина, являющаяся результатом сборки составных частей, не может воспринимать себя как целое. А если наши мысли отделены от наших чувств, а наши желания — это самостоятельный мир, то где же часть, говорящая «Я существую»?

Некоторые нейрофизиологи, а также их коллеги нейробиологи или когнитивисты, говорят, что за синтез наших психических частей отвечает префронтальная область коры головного мозга. Я помню, как Даниэль Сегаль описывал случай женщины, у которой была повреждена префронтальная область. Она продолжала жить, как раньше, делать всё то, что делала раньше, но её дети говорили: «Наша мать как будто бы потеряла душу». В ней отсутствовало что-то неощутимое, отчего она была больше похожа на зомби, чем на человека. Она могла думать, ходить за покупками и даже заботиться о своих детях, но ей словно не хватало какой-то жизненной части, которая делала её человеком: функции синтеза её в единое целое.

Мы триедины — как иногда говорят, у нас три «мозга»: интеллектуальный мозг, или человеческий, — неокортекс; средний мозг, эмоциональный, или мозг отношений, подобный мозгу других млекопитающих, и инстинктивный мозг, или мозг рептилий. Но эти три мозга должны быть объединены функцией синтеза, которая, похоже, у большинства людей неразвита и работает лишь частично.

На меня эта идея произвела большое впечатление под влиянием двух учителей. Первый из них — Георгий Гурджиев, духовный учитель, который родился в конце XIX века в Грузии, как и Сталин, и стал известен в России незадолго до большевистской революции, но потом вынужден был эмигрировать — сначала в Турцию, а потом во Францию. Он создал школу, которую назвал Институтом гармонического развития человека; и говорил о триедином мозге, когда Пол Маклин ещё не сформулировал эту идею, базировавшуюся на эволюционных исследованиях. Словами своего героя Вельзевула, который путешествует на космическом корабле к центру Вселенной после окончания своей миссии и объясняет своему внуку проблемы несчастных обитателей планеты Земля, Гурджиев резюмирует: они страдают оттого, что не могут координировать свои три мозга, и объясняет состояние человека через метафору повозки, которую везет лошадь, управляемая кучером. Повозка — это тело, кучер, конечно, интеллект, который знает, как попасть на ту или иную улицу, а лошадь представляет нашу эмоциональную или мотивационную часть. Но после объяснения Гурджиев добавляет, что мы как будто повозки, взятые напрокат, везущие не того пассажира, для которого предназначены. В разные моменты своей жизни мы подвержены различным влияниям и начинаем служить то одной, то другой цели, но глубоко внутри чувствуем пустоту, потому что пассажира, для которого была построена эта повозка, нет. Его можно называть Я, истинное Я или просто «сущность», это не так важно. Главное, что надо понимать, — у нас нет стабильного Я, а то, что мы под этим понимаем, есть всего-навсего опыт данного момента, — потому что в первую очередь из этого понимания естественно может возникнуть стремление, а от стремления — встреча с тем, кто мы есть на самом деле, и мотивация для необходимой практики. А особенно полезной Гурджиев считал ту практику, что стала самым важным аспектом его учения, он назвал её воспоминанием о себе: концентрация на ощущении существования за пределами ментальных феноменов.

Похожий метод лежит в основе в учения Шри Рамана Махарши, который предписывал исследование ощущений от вопроса «Кто я такой?» как важнейшее упражнение, необходимое для развития внутреннего сознания.

Но если мы забыли опыт бытия до такой степени, что все попытки вспомнить его терпят неудачи, из нашей экзистенциальной пустоты мы можем стремиться к собственному Я, — и это стремление быть, неотделимое от стремления к божественному, уже является культом или, как минимум, началом культа, за пределами его ритуализированных форм, таких как молитва, концентрация на священных символах, мантрах, именах Бога и т. д. Таким образом, осознание забвения своей сущности уже представляет собой болезненную попытку проснуться и является стимулом для внутреннего поиска.

В заключение добавлю: идея о том, что потеря проживания «я есть» происходит из-за дезинтеграции психики, представляет собой очень плодотворную точку зрения, поскольку выставляет напоказ важность и необходимость разрешения внутрипсихических конфликтов, которые очень близки к семейным.