Революция низких смыслов

Итак, «Русский ураган» — роман о «своем». Но «свое» в нем двояко. С одной стороны, вся особенность физиономии романа связана с наличием в нем редкого для современной литературы героя (о чем мы поговорим ниже). С другой стороны, нынешняя «вся Россия» (а для Сегеня она тоже своя, потому и нет в романе, при всей беспощадности оценок, злобности и сладострастной сатиричности) — это сплошные искушения и испытания для главного героя. Роман «Русский ураган» постепенно развертывает перед нами чрезвычайно узнаваемую и точную картину того, что, собственно, сегодня включено в это «свое». Блестяще, виртуозно, живописно, остроумно и просто весело (без всякой зубодробильной сатиры, без всякой ложной скорби и социальной злобы) раскроет Александр Сегень перед читателем образ нынешней России. Какая она, «вся Россия», что за картину она собой представляет на исходе XX века?

Ураган из стихии как явления природного, превращается с ходом повестования в метафору нашего «абсолютного настоящего». Ураган — это слепая сила, но и сила очищающая; это темнота, стихия жизни, это безумие хаоса, но и вольный разгул, дающий такие «протуберанцы жизни», что хоть святых выноси. Ураган — это еще и состояние одержимости, сдвига нравственного, смыслового, волевого. Так и живет нынешний человек — в ураганном состоянии. Писатель нам и показал, что в этом-то самом состоянии современный человек просто не мог не оказаться. Что наш нынешний современник, еще недавно входящий в Большое число — советского народа, советской культуры, советской государственности, — еще недавно имеющий Большой «смысл жизни» совершенно не был намерен и в ураганные времена жить «просто так». Но чем человеку жить, если в России не привыкли жить «понапрасну» и «зазря»? А тем, говорит писатель, что у каждого возникла своя «любимая мысль», своя идейка, «своя кочка» или «свое болото». И все это разнообразие одержимых идеей, увлеченных «деланием разрушения», нетерпеливо взращивающих новые мифы и новые технологии, терпеливо выжидающих реставрации (коммунистической или монархической), активно работающих на футуристическое будущее и буржуазнейшую буржуазность — вся эта несовместимая совместимость населяет нынешнюю Россию. Носители и ценители, деятели и вдохновители выйдут на «разбойничьи дороги» современности в романа «Русский Ураган».

И расположатся они — крутые мошенники, ловкие молоденькие соблазнительницы, развратные ценители модерна, религиознейшие сектанты — в московских квартирах и краснодарских гостиницах, в городах крупных и в глубочайшей провинции. И бросится в объятия нашего героя богатенькая пьянчужка с сильно потраченным телом, но с большой коллекцией дорогих картин — безумная поклонница великого мужчины и «гения всех времен» Малевича. И жадно пойдут на штурм культуры, науки, философии «психически не приспособленные к мирной работе» ее великие агрессоры, властители дум современности: патриот-интеллектуал, «величайший мыслитель современности» Александр Вздугин; и отъявленный модернист, «величайший писатель современности» Виктора Пеле (Пелёнкин).[2]

Скажем сразу, Сегень так лихо, изобретательно и мастерски закручивает всякий новый «дорожный» эпизод-приключение своего героя, такими сильными мазками выписывает всех участников его, что создает очень живую и узнаваемую галерею портретов. А еще более узнаваемы все «измы», все мифы и все мании современной России.

Перед бедным Выктрутасовым предстанет во всем своем демократическом величии отечественный нижегородский бизнесмен Лихоманов, издающий газету «Потерянный АД» (АД — это Андрей Дмитриевич Сахаров, проживающий, как известно, в одно время в Нижнем), а также поэтическое сообщество «бафометофористов». Необыкновенную любовь пообещает герою сутенерша Галатея (она же «вечная жена» Виктора Пеле в стиле Вечной Женственности религиозных мистиков) и «сексосильная» коммунистка, ведущая буржуазный образа жизни, Инесса Чучкало, материализовавшая идею Советской власти в виде ресторана, приносящего ей солидный доход. И, наконец, в глубинке России, в славном и тихом Камышине, читатель вместе с героем окажется в секте — Церкви Свами Христа Абсолюта, а в еще более тишайшем Тихоозере — в «усадьбе», где в мальчике-инвалиде «воплотился» Дмитрий Пожарский, должный стать царем на Руси (ибо Романовы все испоритили и испоганили — точка зрения героев, удивительно совпадающая с мнением г-на Фоменко).

Штурм современности, предпринятый Сегенем с помощью русского урагана, результаты дал совершенно победительные. Но можно ли (и правильно ли вообще) говорить о «победительных результатах», если речь в романе идет о всей той темноте, что несет политиканство, о всей той культурной, интеллектуальной и экспериментальной нечистоте, которой одаривают общество новаторы-разрушители?