Революция. От битвы на реке Бойн до Ватерлоо

Для большинства представителей мелкопоместного дворянства основной церковью была государственная, то есть англиканская, к которой они принадлежали по праву рождения. Все остальные, разумеется, считались диссентерами, немногие были атеистами, однако основная масса исправно ходила по проторенной тропе в деревенскую или городскую церковь. В начале XVIII века англиканское духовенство было полностью подчинено административному аппарату. Архиепископ Кентерберийский имел официальное место в Тайном совете, а епископы составляли неотъемлемую часть палаты лордов. Когда однажды епископ Хэр слегка пригрозил вигскому вельможе лорду Картерету возможным отказом поддержать его во время голосования, тот ответил: «Если уж мне понадобится ваш голос, то я придумаю, как его получить». Сами епископы нередко были благородного происхождения, поэтому их не мог не радовать тот факт, что после смерти Кромвеля вельможи получили возможность вернуться в свои дворцы. Служение церкви считалось одной из трех важнейших профессий наряду с юриспруденцией и зарождавшейся наукой или искусством врачевания, и потому духовенство являлось неотъемлемой частью социальной иерархии.

Ортодоксальное англиканство – нечто иное даже трудно себе представить – было в основе своей религией ответственности и долга. Главную роль в нем играл здравый смысл, а не догматизм. Руководящим принципом была нравственность, а не Христос Спаситель. Богослужения и каноны во многом оставались неизменными со времени их возникновения в середине XVI века. Дополняли картину привычка и безразличие. Когда пастор и землевладелец живут в мире и согласии, религиозная и светская стороны жизни являются отражением друг друга. Пожалуй, в этом случае мы можем согласиться с истинным врагом всех англичан – Наполеоном Бонапартом, который однажды заметил: «В религии, на мой взгляд, заключена отнюдь не загадка вочеловечения Иисуса Христа, а загадка общественного порядка. Идея равенства дана самим небом, ибо она спасает богатых от расправы, которую неминуемо учинили бы над ними бедные». Если это высказывание кажется слишком циничным, мы можем обратиться к исконно английскому бытописателю Уильяму Хогарту, который в гравюре «Спящий приход» (The Sleeping Congregation) показал, как повальная скука и безразличие окутывают сознание общества. На изображении преобладают светские, а отнюдь не божественные образы. Духовность превратилась в снотворное.

У других сословий дел было куда больше. Возможности обогащения, появившиеся в результате финансовой революции, способствовали росту числа и авторитета представителей так называемого среднего сословия, удобно разместившегося между джентри и огромной армией разнорабочих и лавочников. Новый класс включал в себя фермеров-арендаторов и владельцев фабрик, городских торговцев, мелких предпринимателей и духовенство, врачей и юристов. Рост числа специалистов, чей труд теперь оплачивался на регулярной основе, был одной из характерных особенностей начала нового столетия. Эти люди не отличались приверженностью особым правилам поведения, однако главные качества представителей этого разношерстного сословия оставались неизменными: предприимчивость, порядочность, сдержанность и трудолюбие.

Даниель Дефо – ярый сторонник ценностей среднего класса, правда порой сбивавшийся с праведного пути, в первой главе романа «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» (1719) словно напоминает сам себе, что «среднее положение в обществе наиболее благоприятствует расцвету всех добродетелей и всех радостей бытия: мир и довольство – слуги его; умеренность, воздержанность, здоровье, спокойствие духа, общительность, всевозможные приятные развлечения, всевозможные удовольствия – его благословенные спутники. Человек среднего достатка проходит свой жизненный путь тихо и безмятежно, не обременяя себя ни физическим, ни умственным непосильным трудом, не продаваясь в рабство из-за куска хлеба, не мучаясь поисками выхода из запутанных положений, которые лишают тело сна, а душу – покоя, не страдая от зависти, не сгорая втайне огнем честолюбия»[20].

Благосостояние граждан неизменно росло по мере укрепления экономики. В начале XVIII века каждого седьмого можно было причислить к среднему классу; спустя сто лет это был уже каждый четвертый или пятый. Впрочем, некоторые из них с беспокойством осознавали свой промежуточный статус и пытались как можно дальше отойти от рубежа нищеты, подражая манерам и образу жизни высших сословий. Нужно было во что бы то ни стало держать лицо; следовало не только быть кредитоспособным, но и производить соответствующее впечатление, чтобы не оказаться на дне общества. Конечная цель состояла в том, чтобы за одно или два поколения пополнить ряды знати.