Революция отвергает своих детей

— В новой партии будет все же кое‑что совсем, совсем иначе, чем в теперешней КПГ, — часто можно было услышать тогда.

Через 2 недели, 3 января 1946 года, Вильгельму Пику исполнялось 70 лет.

Кое‑как отремонтированный театр «Адмиралспаласт» на Фридрихштрассе был празднично украшен. На трибуне для огромного почетного президиума приготовили четыре или пять рядов мест. Собраны были все, кто тогда играл хоть какую‑то роль в политической жизни. По дороге в зал я встретил Элли Винтер, дочь Вильгельма Пика.

— Вильгельм станет сегодня почетным гражданином города Берлина, — шепнула она мне.

Одно за другим провозглашались поздравления и пожелания. Когда говорили старые товарищи, которых Вильгельм Пик знал еще со времен борьбы, он оживлялся. А в общем у меня было впечатление, что ему все это было немного неприятно. Обербургомистр д–р Вернер в трогательных выражениях поздравил юбиляра и торжественно передал ему грамоту почетного гражданина города Берлина. Затем выступил Отто Гротеволь, который, как было объявлено, приносит поздравления от имени Центрального комитета СДПГ. Еще и двух месяцев не прошло со дня его речи 11 ноября, но как многое с тех пор переменилось! Гротеволь закончил свое поздравление словами:

— Если мы и не имеем для тебя грамоты почетного гражданина, зато у нас есть нечто другое, хоть и более скромное, но идущее от сердца, а именно, дорогой Вильгельм Пик, — рукопожатие, рукопожатие, которое имеет значение не только сегодня: оно должно длиться так долго, чтобы руки более не разъединились.

Несколько фотографов бросились вперед и сфотографировали эту сцену. Эта фотография была опубликована во всех газетах и журналах. Вечером в честь Пика состоялся прием во дворце Гогеншёнгаузен.

После двух часов приветственных речей официальная часть закончилась. Оркестры заиграли танцевальную музыку. Общество, чувствовавшее себя вначале очень связанно, рассыпалось по группам. Представлялась редкая возможность, поговорить не только со всеми руководителями КПГ, но и с крупными советскими партийными работниками, присутствовавшими на этом вечере в большом количестве. Многие политики, прежде всего из числа членов Христианско–демократического союза советской зоны и Либерально–демократической партии, использовали этот редкий случай.

Ко мне подошли и сказали:

— Пожалуйста, пойди к политическому руководителю городской комендатуры города Берлина. У него разговор с председателем ЛДП Кюльцем, и он хотел бы, чтобы ты переводил.

Мы сели за стол, стоявший в отдалении. Вначале я переводил слово в слово, а потом во мне проснулся политический интерес. Мне казалось, что заместитель коменданта Берлина по политической части был не достаточно вежлив с председателем ЛДП и порою употреблял неподходящие политические формулировки. Я начал облекать его фразы в более вежливую форму, а потом даже стал прибавлять иногда еще и от себя добавочные предложения. Я ожидал, что Кюльц будет рад красивым формулировкам и предупредительной манере высокого советского чиновника, но он становился все серьезнее и серьезнее. Когда заместитель коменданта встал на минуту, чтобы заказать напитки, Кюльц шепнул мне:

— Благодарю Вас, что Вы пытаетесь изобразить коменданта более любезным и от себя стараетесь как можно сильнее выразить идею единого фронта, но дело в том, что я немного понимаю по–русски… и в данном случае хотел бы слышать мнение коменданта слово в слово.

Вскоре после дня рождения Пика в наш отдел пришел особый приказ: «Немедленно издать учебную тетрадь, посвященную исключительно конференциям делегатов профсоюзов, которые предполагается провести в начале февраля 1946 года».

Я был весьма удивлен, так как я до сих пор еще и не думал об учебной тетради для конференции Объединения свободных немецких профсоюзов (FDGB). Мне было сначала непонятно, почему это вдруг стало придаваться такое значение этим вещам.

Несколькими днями позже мое удивление возросло. Даже мы, сотрудники ЦК, получили точную инструкцию, где и когда мы должны будем принять участие в выборах в профсоюзы.

— Эти выборы самые решающие и важные из всех тех, какие вообще имеются. Каждый голос драгоценен, — разъясняли нам.

Некоторые из нас, — в том числе и я, — были даже на скорую руку переведены в другие профсоюзы, чтобы иметь возможность отдать там свои голоса.

Все смотрели, как зачарованные, на выборы в профсоюзах.

— Пойдем сегодня и завтра вечером со мной, у нас там теперь делают политику! — пригласил меня Вальдемар.

Шмидт в берлинское руководство КПГ. В маленькой комнате сидели крупнейшие работники Берлинской парторганизации а также некоторые профсоюзные специалисты из ЦК. В середине комнаты сидел Ульбрихт.

В соседней комнате было налажено телефонное дежурство.

В каждой районе находилось по несколько работников, поставленных для связи с берлинским руководством. Им было дано распоряжение передавать нам сразу же все новости из районов. Беспрерывно приходили сведения о настроении и состоянии на производствах.

Ульбрихт был полон энергии. Вся обстановка производила впечатление военного похода.