Революция отвергает своих детей

Так, например, в 1920–21 годах возникла оппозиция в комсомоле Украины, стремящаяся основать собственный независимый украинский союз молодежи. Это течение опиралось на так называемых «боротьбистов» — сильную правую группировку в большевистской партии Украины. Боротьбисты стояли за независимый от Москвы особый социалистический путь развития Украины.

Еще интереснее было течение так называемых «молодых синдикалистов» в комсомоле, опиравшихся на «рабочую оппозицию» Шляпникова. Эта оппозиция восставала против усиливающейся централизации народного хозяйства и государственного аппарата, против руководства социализированных предприятий назначенными государством директорами. Она требовала рабочего самоуправления. Управление социалистических предприятий она хотела передать рабочим советам, деятельность которых должна была контролироваться производственными советами. Эта концепция во многом походила на систему рабочих советов, введенных четверть века спустя в Югославии, после ее разрыва с Москвой.

Конечно, в 1939 году, когда я вступил в комсомол, эти оппозиционные течения и споры считались «опасными уклонами», разгромленными в свое время комсомолом. Сегодня они вообще не упоминаются.

После смерти Ленина, в январе 1924 года, организация продолжала быстро расти (в октябре 1924 года число членов доходило до 700000 человек, а в мае 1928 достигло двух миллионов), но одновременно она теряла свой революционный порыв. Самостоятельные побуждения, течения и взгляды пресекались «сверху». Зависимость от партии усиливалась, особенно после того, как Сталин заявил, что «комсомол — инструмент партии, орудие партии».

Когда в 1928 году началась первая пятилетка, казалось, что комсомол способен еще на мощный подъем. Комсомольцы, как и в гражданскую войну, являли образцы рвения, энергии и мужества. Десятки тысяч комсомольцев участвовали в строительстве гигантских индустриальных центров на Днепре, на Урале и в Сибири. На Дальнем Востоке вырос целый город, построенный комсомольцами и названный в их честь Комсомольском.

В середине тридцатых годов — комсомол насчитывал тогда около четырех миллионов членов — наступил, как и во многих других областях жизни, переломный момент.

Программа, отражавшая по форме и содержанию революционные ленинские времена, была изменена. Идеи революции, интернационализма и борьбы за угнетенных всех стран были оттеснены на задний план. Их место заняли понятия «советского патриотизма», «сознательности» и «бдительности».

Социальное происхождение потеряло свое былое значение при приеме в комсомол. Решающим фактором стала лояльность по отношению к системе. Воспитательные задачи комсомола были усилены: политучеба, спорт и военное дело, помимо этого — литературные кружки, музыкальные выступления и танцевальные вечера. Однако новый лозунг о счастливой жизни советской молодежи» продержался недолго. Вскоре начались большие чистки 1936–38 годов, которые произвели опустошения и в комсомоле.

Даже долголетний генеральный секретарь комсомола Косарев не был пощажен. Александр Косарев — тогда ему было 35 лет — вступил в комсомол сразу же после его основания в 1918 году. В 16 лет он принимал участие в обороне Петрограда и провел затем всю гражданскую войну на фронтах. По возвращении он был сначала избран секретарем Бауманского райкома комсомола в Москве. В 1926 году он стал секретарем московского комитета ВЛКСМ, а с марта 1929 года возглавил комсомол в качестве первого секретаря ЦК ВЛКСМ.

Сокрушительный удар ежовской тайной полиции настиг его незадолго до конца чисток. Косарев и его ближайшие сотрудники из руководства комсомола были обвинены в двурушничестве, «моральном разложении» и заклеймены как «враги народа», пытавшиеся «подорвать работу комсомола».

Когда я осенью 1939 года вступил в комсомол — в его рядах насчитывалось 9 миллионов членов. Чистки остались далеко позади.

Более года я подготавливался к вступлению в комсомол. Я изучал программу и устав, читал важнейшие труды Ленина и Сталина и, конечно, «прорабатывал» Краткий курс истории ВКП(б).

Когда я, наконец, почувствовал себя готовым к вступлению, я подал заявление в первичную организацию комсомола. В заявлении я, как полагается, высказал свое желание вступить в комсомол и обосновал его политически.

Несколько дней спустя я сидел среди русских комсомольцев, внимательно меня разглядывавших.

— Теперь мы рассмотрим заявление о приеме товарища Леонгарда, — сказал секретарь и прочел мое заявление.

В комнате наступила тишина. Я чувствовал себя как на экзамене.

— Лучше всего, если товарищ Леонгард расскажет нам сначала свою биографию. Я прошу товарищей слушать внимательно, а затем задавать вопросы.

В торжественно–официальной обстановке я должен был рассказывать русским комсомольцам мою, несколько необычную, биографию.