Революция отвергает своих детей

Через короткое время, все самое тяжелое осталось позади. Меня приглашали на различные собрания, вежливо меня приветствовали. Я имел, для того времени, редкое для немца счастье: меня не рассматривали как враждебного иностранца.

Но по существу, мой случай был исключением.

В других городах и населенных пунктах таких эмигрантских конференций не было, и потому многие немецкие эмигранты в это военное время переживали не только материальные лишения, но и моральные мучения.

Им помогало очень мало, когда они говорили, что они — немецкие коммунисты, которые боролись уже во времена Веймарской республики против нацистов и эту борьбу продолжали потом в подполье и в Испании. Тем не менее, их всё же нередко ругали «немцами», издевались над ними, делали их ответственными за гитлеровские бесчинства, хотя они в продолжение всей своей жизни боролись против национал–социалистов.

Однажды я получил приглашение — каждое воскресенье утром, в 10 часов, посещать доклады, которые делались для ограниченного круга лиц в обкоме партии. Это мне показалось чем‑то новым. Иногда, при разговорах с партийными людьми, мне бросалось в глаза, что некоторые из них, казалось, знают больше, чем они могли почерпнуть из советских газет и журналов. Но мне были неизвестны источники этой информации. Теперь, думал я, я смогу раскрыть эту тайну, так как, очевидно, и в других городах существует такое же положение, как в Караганде. Помимо официальных обычных собраний в Караганде (как и повсюду в Советском Союзе), на которых говорились такие вещи, которые печатались в газетах, — в обкоме партии, по утрам в воскресенье, читались рефераты для избранного круга лиц и сообщались действительно интересные факты, а также давались инструкции. Участники этих совещаний получали всякий раз специальное приглашение, которое они должны были предъявлять при входе в обком. Контроль был строгий.

На этих собраниях регулярно присутствовало около восьмидесяти человек. Это были лица, хорошо политически подкованные и занимающие важные посты.

Рефераты были на высоком уровне. Без банальных, общих мест. Затрагивались нередко проблемы международного значения, вроде, например, положения в Южной Америке..

Я охотно ходил на эти собрания. Меня всегда интересовала политика и, кроме того, было известной привилегией быть приглашенным сюда. Помимо всего, я мог бы здесь узнать вещи, которые для простых смертных оставались скрытыми.

До сих пор, если не считать короткого обучения на курсах весною 1941 года, я принадлежал к той подавляющей массе населения, которая знала о событиях лишь то, что печаталось в «Правде».

Теперь я стал знать немножко больше. Позже мне стало ясно, что этот источник информации был только первой ступенькой и что существовали еще несколько ступенек. Но чем важнее были информации, тем уже был круг посвященных.

Когда я теперь исподволь передумываю многие вещи, виденные и пережитые мною в Советском Союзе, то мне думается, что вот такая ступенчатая градация между незнающими, информированными и знающими очень много, была одной из важнейших особенностей сталинской системы.

Путем такого деления на ступени информирования создавалось чувство какой‑то кастовости, неразрывно связанное с иерархическим построением советского общества, рождалось чувство спаянности в определенных кругах партийных руководителей на том или ином уровне. Без сомнения, такая сплоченность отдельных ступеней была важна для режима. Не следует забывать, что в Советском Союзе вся печать и радио имеет единое руководство сверху, и потому огромная масса населения лишена полноты и объективности информации и узнает лишь то, что соответствует видам и желаниям власти…

Но тогда я еще не думал об этих вещах. Я слушал жадно доцентов, и по временам у меня появлялся вопрос, откуда знают они то, что они нам преподносят: ведь ни в газетах ни в журналах об этом ничего не говорится. На этот вопрос я смог получить ответ лишь спустя год …

С осени 1941 и до весны 1942 года в Караганде, как и всюду в стране, проводились большие сборы одежды и обуви для красноармейцев, находящихся на фронте. Сборы эти были тяжелым делом для населения Караганды, где зима была так сурова. В середине декабря температура упала до минус 40, в конце декабря — до минус 50, в январе — до минус 55, а в течение нескольких дней термометр показывал минус 58°.

Казахстан оставался в значительной мере пощаженным войной и даже в 1942 году производил впечатление живущего в мирных условиях. Вследствие отдаленности Казахстана от фронта здесь не было, в течение всей войны, даже затемнения: в «новом городе» по ночам ярко горел свет, как в мирное время.

Но зато влияние войны сказалось здесь в другом отношении: в питании.