Революция (СИ)

– Тогда я, как владелец патента на пулемет, подпишу контракт с условием пустить часть прибыли для нужд России, – она нехорошо улыбнулась. – На те же пулеметы. Флюгер ваш подпишет, полагаю.

– На таких условиях, конечно, – согласился Рогов. – Вы приехали за этим? Или есть другие нужды в Туле?

– Есть, – ответил Федор. Он сидел том же стуле, на каком не раз располагался в прошлом, но держался по-другому. Франция придала ему лоску, а пережитое добавило уверенности в себе. – С Юлией Сергеевной мы намерены обвенчаться. Только есть загвоздка. Не хочу вступать в союз перед Богом под французским именем. Мы решили так: я на исповеди откроюсь батюшке, а потом и попрошу нас обвенчать. Тайно, без огласки.

– Разумеется, – промолвил Рогов. – Ты теперь почивший бозе канонизированный святой. Храм заложен в твою честь! Но только поп навряд ли согласится.

– Я пожертвую на церковь пару тысяч, – усмехнулся Федор. – Сомневаюсь, что откажется. Вас и Куликова приглашаю на обряд. Позже вы проговоритесь, да и тайна исповеди, увы, не абсолютна. Поп-то, может, промолчит, но в церковной книге запись о венчании появится. Слух о воскрешении возникнет, но всего лишь слух, не более. Обвенчавшись, мы уедем за границу.

– Далеко?

– Вероятно – в Мексику, на границу с Североамериканскими Соединенными Штатами, – пояснила Соколова. – Есть причина там устроиться. Но работу над оружием продолжим. Если русский царь изменит взгляды, то получит чертежи от нас.

Михаил задумался.

– На венчании я буду. Куликов, конечно, тоже. Но зачем вам Мексика? Далеко ведь от родных пределов.

– Родина там, где русские, – ответил Федор. – Она с нами неизменно – в душе и в мыслях. Как для француза – Франция, для англичанина – Альбион, а для шотландца – вересковые поля. Прости мне мой высокий штиль. Чтоб это мне понять, пришлось хлебнуть чужбины. Отчизну ты не оставляешь за спиной, она всегда с тобой. Вы, Куликов и ваши семьи – моя Отчизна. От вас я никуда не денусь и обещаю вам писать. Но – по-французски. Конспирасьен!

– Я напишу, – сказала Соколова. – С грамматикой французской у меня получше. И почерк женский – никто не заподозрит.

Рогов вновь посмотрел на гостью. Соколова выглядела куда эффектнее, чем прежде. Приталенный серо-голубой костюм, туфельки на каблуке и шляпка по последней моде. Ее наряд, пожалуй, стоил больше, чем гардероб супруги Михаила. Большие камни с переливом в серьгах, без сомнений – бриллианты, тянут на заработок учительницы гимназии… лет эдак за двести.

«Хорошо устроилась, – подумал Рогов. – Добилась своего. Правильно, что наши с Куликовым жены не увидят Соколову. Обзавидуются и начнут пилить: хотим такой костюм и серьги!..»

Эпилог

Федор усадил Софию в седло. Выбрал для нее не пони, а настоящую лошадь. Правда – низкорослую и смирную, в почтенном возрасте. Такая не сорвется с места и не понесет в галопе.

– Скажи ей «н-о-о», встряхни повод и шлепни им по шее, – сказал дочурке.

– Но-о, лосадка! – воскликнула Софи и добавила соленое выражение по-испански, смысл которого, скорей всего, не понимала.

Наверное, от последних слов, привычных ее слуху, кобылка тронулась и зашагала, медленно переставляя ноги. Девочка завизжала от восторга.

Федор обернулся. Хорошо, что жена не слышала, как именно их дочь управляется с лошадью. Заодно найти бы и выпороть конюха, от которого София набралась слов, в три года совершенно неуместных.

Они вышли из загона и отправились в променад вокруг стройки, кипевшей у городка на границе Техаса и Мексики, на берегу Рио-Гранде. Прибыв сюда, «русский гринго Кошкин» не мелочился и скупил десяток квадратных миль к северу от Ларедо. Здесь быстро вырос городок, грозящийся обогнать центр округа Уэбб.

Он больше не скрывался, в Техасе справил документы на свою фамилию. Если кто и слышал о новом православном святом, с ним не соотнесет – мало ли у русских всяких Кошкиных-Мышкиных.

В первые же полгода за океаном Федор сумел продать правительству Штатов права на крупнокалиберный пулемет, обойдя Браунинга, продвигавшего удивительно похожую модель. С танком «Фалькон» так не получилось. Американские генералы напрочь отвергли перспективу бронетанковых войск, но вполне лояльно смотрели на машины поддержки пехоты и кавалерии. Вдобавок к французскому проекту, вполне соответствующему представлению о пехотном танке, требовался еще и кавалерийский, со скоростью, увеличенной втрое! Не надеясь на собственные знания, Федор сманил нескольких инженеров с завода «Форд», и те довольно быстро разогнали «Фалькон» до двадцати миль в час, переделав трансмиссию и оснастив машину авиационным мотором большей мощности, чтобы гусеничный броневик мог угнаться за конниками. Но от дополнительной брони на лобовой проекции пришлось отказаться.