Революция (СИ)

Что же происходит? Великий князь занимается вопросом, касающимся исключительно Военного министерства, не поставив министра в известность, а начальник разведки не умеет отличать важнейшую информацию от второстепенной?!

Брусилов снял очки и неторопливо их протер, стремясь привычными движениями погасить вспышку гнева. Потом спросил:

– Полковник! Донесение датировано понедельником. Понедельник был позавчера. Вы мне можете объяснить, какого… – фельдмаршал употребил непозволительное в присутственном месте слово, но удержаться не смог. – Какого … ваш напыщенный олух прислал мне доклад только сегодня?

– Заняты они были. Его высокопревосходительство готовили бумагу на высочайшее имя о лишении Игнатьева полковничьего звания и увольнения из РИА. Ему поручалось добиться, чтобы все деньги со счетов Юсупова-Кошкина были переведены в Россию. А получилось, что деньги ушли, вместо них предложен какой-то экипаж с митральезой, никому не нужный. Так их превосходительство заявили.

Полковник ни единым мускулом лица не дрогнул, доложил четко, процитировав ближайшего начальника и поедая глазами вышестоящего над непосредственным. Но совсем несложно было догадаться, что, по его мнению, «напыщенный олух» – это еще мягко сказано.

Генерал-фельдмаршал раскрыл папку «На подпись». Взял отношение Татищева об увольнении Игнатьева и начертал резолюцию: в течение суток подготовить ходатайство о награждении французского резидента орденом за получение сведений исключительной важности.

Отпустив офицера, Брусилов приказал адъютанту немедленно связаться с канцелярией его императорского величества. Жив Федор или нет, ситуация срочно требовала высочайшего внимания. Особенно учитывая французский фактор. Союзники, несмотря на подключение к делу Михаила Георгиевича, непременно постараются быстрее прибрать к рукам бронированный экипаж. Тем более, им нужнее, они никак не могут выгнать Вильгельма из Бельгии.

* * *

Яхта с шипением рассекала волны Женевского озера. Федор, держась рукой за ванты, с удовольствием рассматривал Юлию, подставлявшую лицо ветру. Рассказывал ей:

– Словно вчера это происходило… Начало зимы, у Парижа лежал снег. Мы летели невысоко, на озере было много суденышек, как и сейчас. Люди махали нам руками. Аэропланы считались редкостью, да и сейчас их немного. Война недалеко. Швейцария в ней не участвует, но ощущает ее присутствие.

В эти минуты пейзаж был удивительно мирным и трогательно спокойным. Легкий устойчивый бриз позволял совершать безопасные маневры, лавируя против него, расходиться встречными курсами с другими яхтами либо, выбрав тихие места, коротать время за рыбной ловлей.

В Женеве влюбленные перешли к следующей стадии отношений. На первой они довольствовались друг другом. Влекомый чувством долга, Федор по восемь-десять часов в день уделял французскому инженеру. Наброски якобы умершего князя шаг за шагом приближались к воплощению в металл. А когда за французом закрывалась входная дверь, облегченно вздыхал и спешил заключить любимую в объятия.

Идиллия быстро закончилась. Первым тревогу поднял Троцкий: германская разведка начала настойчиво искать их укромное гнездо. Федор принял решение мгновенно. Француз отправился в Париж, парочка переехала в Женеву. Из предосторожности об их перемещении было сообщено очень ограниченному числу людей, включая де Пре. Связь – только через почту, письма и телеграммы – до востребования. Конечно, при тотальной системе слежки немцы могли вычислить и это убежище. Но Федор верил: неделя у них точно есть, возможно – даже дней десять.

Он запустил процессы, которые уже не мог ни остановить, ни контролировать. Бунт рабочих в Мюнхене шел вяло: сопротивление властей не давало ему разгораться, но и лишнего нажима, чтобы искоренить волнения на корню, не делалось. Случались короткие забастовки, иногда рабочий класс собирался на митинги и слушал ораторов, вещавших о необходимости борьбы за права пролетариата. Радикальных краснобаев, призывавших к свержению кайзера и сыпавших коммунистическими лозунгами, не поддерживали. Потому установилось некоторое статус-кво.

Но как только радикалы получат, наконец, оружие… А оно, попав в руки возмущенных, рано или поздно начнет стрелять. Коль в дело вступил Троцкий и подобные ему беспринципные типы – скорее рано, чем поздно.

Большое дело запущено и на «Рено». За пять дней совместного корпения над бумагами Федор выдоил до капли из себя, точнее – из Друга, все относящиеся к теме знания. Заводские инженеры и технологи гораздо быстрее сообразят, как подготовить танк Соколовой (Char Blind'e Falcon – бронированная машина «Сокол») к крупносерийному выпуску.