Набирая в себя чудовищное количество магической энергии, амулет словно плескался в ней. Наслаждение перехлестнуло через все мыслимые и немыслимые границы… Никакой секс, никакая радость не могли сравняться с мощным и незамутненным потоком чистейшего удовольствия!
Вместе с амулетом Федор погрузился в пламя, чьи протуберанцы поднимались из подзамковых глубин. Каждый всплеск их отдавался пиком наслаждения, да такого, что хотелось получить еще, еще, еще! Просто умереть от вожделения и удовлетворения!
«В чем проблема? – вдруг шепнула какая-то часть сознания. – Жги!»
– Эй, не балуй, – сдавленно промолвил Друг и добавил тут же: – До чего же хорошо…
Потеряв счет времени, не зная, сколько это длилось, Федор ощущал себя единым целым с вулканом энергии, замком, дюжиной колдующих магов. Они тоже, потеряв самообладание, повалились на пол, вкушая неземное наслаждение. Управлять процессом Федор мог теперь с ними наравне – они превратились в единое многоликое существо, утонувшее в блаженстве.
Чтоб продлить восхитительное состояние, а то и вывести его на следующий, невообразимо сладкий уровень, он потянулся к амулету и приказал открыть клапан энергии до конца…
Что тут началось!
В тонкой мембране, отделявшей бушующие протуберанцы от Зала Баронов, образовалась дыра, быстро расширяющаяся до размеров всего мозаичного пола.
Восхитительные ощущения достигли немыслимой силы и превратились в нестерпимую боль! Федор закричал, но его крик заглушил грохот.
Ощущение связи с амулетом пропало. Друга бросило назад – в общую для двоих черепную коробку. Он походил на выжатую досуха тряпочку, дырявую и измочаленную – если только возможно пропустить через мясорубку бесплотный дух. Но с ходу предъявил претензию:
– Скоти-и-ина! Такой кайф обломал…
Федор попытался восстановить контроль над телом – затекшим, часть мускулов скрутила судорога. Душу заполнила безбрежная чернота, настолько велик был контраст с происходившим с ним мгновение назад. Уход из царства наслаждения дался крайне неприятно и мучительно – аж жить не хотелось.
Грохот повторился, пол заходил ходуном, с потолка посыпалась известка, дзинькнуло и треснуло оконное стекло.
Через паутину расколов в стекле открылась фантастическая картина: башенку над Залом Баронов отбросило или просто испарило, оттуда к небу било пламя, и не магическое, а видимое обычным зрением.
Лишенный собственного тела, Друг воротился из мира грез в опасную действительность быстрей напарника.
– Федя… Быстрей линяем! Шиздец стучится в дверь.
Сказать-то просто, а вот сделать – не всегда. Дверь была не просто заперта – придавлена крошащимся и оседающим перекрытием.
– Окно!
Федор ударил кинетикой… И ничего не произошло. Даже битое стекло не пошевелилось.
– Друг! Магия отключилась.
– Попробуй сам.
Он ударил ногой. Конечность плохо слушалась. С третьего или четвертого тычка железная решетка все же вывалилась наружу.
– А ты говорил – фигней страдаю, когда жег прутья, – не удержался Федор, хотя по большому счету ему было все равно.
– Ты прав. Но если не хочешь остаться правым и мертвым – лезь в дыру!
Сюртук зацепился за зубья прутьев, оставшихся от решетки. Федор дернулся и, разрывая ткань, полетел вниз. Приложился знатно – сверзился со второго этажа.
– Ничего не сломал?
– Вроде нет…
– Значит, 2 августа можешь макать людей в фонтан.
– Чего?!
– Традиция. В России десантники собираются 2 августа, бухают, бузят и бросают всех в фонтаны. Ты теперь парашютист-десантник… Ладно, после объясню. Валим!
С огромным трудом переставляя ноги, ушибленные при падении, Федор ковылял прочь. Вокруг грохотало. В считанных метрах падали здоровенные камни, каждый мог расплющить голову как гнилой помидор. Но ощущение опасности не тревожило, хоть Зеркальный Щит, скорей всего, не работает – магия покинула его. Накатили апатия и жесточайшее равнодушие. Окрики Друга, заставившие выбраться из рушащегося здания, больше не оказывали никакого действия.
Плевать на все!
Лечь и лежать.
Умереть или просто валяться с пустыми глазами – не важно.
После испытанного безумного наслаждения вся остальная жизнь – сплошная серость. Больше ничего подобного не повторится никогда.
Споткнулся. Прямо на земле лежал мужчина в форме обер-лейтенанта, глаза закатились, на физиономии – блаженство. На мертвой физиономии.
Обошел. Переступить не хватило духа. Через три шага валялся следующий счастливчик. Остановился.
Куда идти? Зачем идти…
– Дебил, мля! – кричал Друг, преимущественно – матом, брызгая нематериальной слюной. – Таешь нахрен, сукин сын, как говно на солнце, а Юлия Сергеевна ждет! Она не знает, какая ты размазня. Хер собачий, а не мужик!
Он сорвался на предельно грубые выражения, сыпал ими как в прежней жизни, когда в автомастерской уронил на ногу аккумулятор от «Ниссана».
Не то чтобы матюги проняли человека, выросшего в заводской среде. Не такое слыхали. Но вот упоминание Юлии… И слова: он сейчас сдохнет как последнее чмо вместо того, чтобы стремится к ней… Они пробудили в беспросветной тьме какую-то искру.
Он представил ее лицо. Вообразил, как она говорит: «слабак».