Революция в зрении: Что, как и почему мы видим на самом деле

Рис. 5.

Отдел зрительной коры человека, отвечающий за распознавание предметов, организован по иерархическому принципу: нижние уровни служат для распознавания простых элементов, например краев и линий; средние уровни берут на себя несложные сочетания контуров наподобие соединений, а высшие выстраивают целостное изображение объектов. Для простоты я показал здесь всего три уровня, а в действительности их примерно дюжина. На каждом рисунке пунктиром обведен тот уровень подробности, которым занимается та или иная часть мозга. На что бы мы ни смотрели: на предметы окружающего нас мира, на условные очертания персонажей мультфильмов, на неязыковые символы или на знаки логографического письма (например, китайского) — все эти объекты похожи друг на друга. А точнее, на реальные предметы, ради распознавания которых наша зрительная система и возникла в ходе эволюции.

Тем не менее, есть выход. И хотя один человек мог до него не додуматься, культурной эволюции удалось его отыскать: если на письме слова должны составляться из многих символов, то чтобы слова были похожими на предметы, символы должны выглядеть как части предметов. И, как мы увидим, культура сделала именно это. Она разрешила “звукописную дилемму”, создав такие знаки, которые напоминают элементы объектов, встречающихся в природе. Тогда написанные слова будут, как правило, похожи на предметы, а наша зрительная система приладится к противоестественному процессу чтения.

На перекрестке пересечений

Чтобы могла существовать хоть какая-нибудь надежда на то, что слова, составленные из букв, будут выглядеть как предметы, сами буквы должны выглядеть как части предметов. Прежде всего для этого они должны быть проще предметов, то есть состоять из меньшего, чем предметы, числа штрихов. Но насколько малы должны быть буквы? Это зависит от того, сколько отчетливо различимых звуков речи, или фонем, в слове. В английском языке, как и во многих других, среднее число фонем на одно произнесенное слово составляет четыре или пять. Есть немало слов, состоящих из большего количества фонем, но мы редко ими пользуемся, и поэтому они не слишком влияют на среднее значение. В “звукописных” системах письменности фонемы обычно (но не всегда, как, например, в случае английской фонемы [th]) соответствуют буквам. Следовательно, если мы хотим, чтобы на письме слова были похожи на предметы, нам не нужно рисовать каждую букву всего одним штрихом, потому что в этом случае обычное слово будет состоять всего из 4-5 кривых линий, выстроенных на странице, а в системах письма, где буквы соответствуют не отдельным фонемам, а их сочетаниям, таких загогулин будет и того меньше. Получившиеся слова будут отличаться от естественных объектов сразу по двум признакам. Во-первых, число линий будет меньшим, чем у типичного предмета. Не так уж много предметов можно нарисовать четырьмя — пятью штрихами: для простого кубика их и то требуется девять. Во-вторых, слово, написанное таким образом, будет обладать иной структурой, нежели ожидаешь от предмета. Контуры реальных предметов в реальном мире вовсе не изолированы друг от друга. Напротив, они взаимодействуют, то есть соприкасаются, причем весьма определенными способами. Взгляните еще раз на куб и пирамиду на рис. 4 и обратите внимание на те места, где линии соединяются друг с другом. Итак, если изображать каждую букву при помощи одного штриха, слова не будут похожи на предметы из-за излишней простоты структуры.