Испанская буржуазия ныне еще меньше, чем в XIX столетии, может претендовать на ту историческую роль, которую сыграла некогда британская или французская буржуазия. Явившись слишком поздно, зависимая от иностранного капитала, впившаяся, как вампир, в тело народа, крупная промышленная буржуазия Испании не способна даже на короткий срок выступить вождем «нации» против старых сословий. Магнаты испанской промышленности враждебно противостоят народу, составляя одну из самых реакционных групп в разъедаемом внутренней враждою блоке банкиров, промышленников, владельцев латифундий, монархии, ее генералов и чиновников. Достаточно сослаться на тот факт, что важнейшей опорой диктатуры Примо де Риверы являлись фабриканты Каталонии.
Но промышленное развитие подняло на ноги и укрепило пролетариат. На 23 миллиона населения – оно было бы значительно больше, если б не эмиграция – надо считать около полутора миллионов промышленных, торговых и транспортных рабочих. К ним надо прибавить такую же примерно цифру сельскохозяйственных рабочих. Общественная жизнь Испании оставалась осужденной вращаться в порочном кругу до тех пор, пока не было класса, способного взять разрешение революционных проблем в свои руки. Выступление на историческую арену испанского пролетариата в корне меняет обстановку и открывает новые перспективы. Чтоб отдать себе в этом необходимый отчет, нужно прежде всего понять, что утверждение экономического господства крупной буржуазии и рост политического значения пролетариата окончательно лишили мелкую буржуазию возможности занимать руководящее место в политической жизни страны. Вопрос о том, могут ли нынешние революционные потрясения привести к подлинной революции, способной перестроить самые основы национального существования, сводится, следовательно, к вопросу о том, способен ли испанский пролетариат взять в свои руки руководство национальной жизнью. Другого претендента на эту роль в составе испанской нации нет. Тем временем исторический опыт России успел достаточно наглядно показать нам удельный вес пролетариата, объединенного крупной промышленностью, в стране с отсталым земледелием, опутанным сетями полуфеодальных отношений.
Правда, испанские рабочие уже принимали боевое участие в революциях XIX столетия; но всегда на поводу у буржуазии, всегда на втором плане, в качестве вспомогательной силы. Самостоятельная революционная роль рабочих крепнет в течение первой четверти XX века. Восстание в Барселоне в 1909 году показало, какие силы заложены в молодом пролетариате Каталонии56
. Многочисленные стачки, переходившие в прямые восстания, возникали и в других частях страны. В 1912 году развернулась стачка железнодорожных рабочих. Промышленные районы стали территорией смелых пролетарских боев. Испанские рабочие обнаружили полную свободу от рутины, способность быстро откликаться на события и мобилизовать свои ряды, смелость в наступлении.Первые послевоенные годы, вернее, первые годы после русской революции (1917—1920) были для испанского пролетариата годами больших боев. 1917 год был свидетелем всеобщей революционной стачки. Ее поражение, как и поражение ряда последующих затем движений, подготовило условия для диктатуры Примо де Риверы. Когда крушение последней снова поставило в полном объеме вопрос о дальнейшей судьбе испанского народа; когда трусливые происки старых клик и бессильные потуги мелкобуржуазных радикалов ясно показали, что с этой стороны спасения ждать нельзя, рабочие рядом смелых стачечных выступлений крикнули народу: мы здесь!
«Левые» европейские буржуазные журналисты с претензиями на научность, а вслед за ними и социал-демократы философствуют на ту тему, что Испания собирается попросту воспроизвести Великую французскую революцию с запозданием почти на полтораста лет. Объясняться с этими людьми о революции – то же, что спорить со слепым о красках. При всей своей отсталости Испания далеко ушла от Франции конца XIX столетия. Крупные промышленные предприятия, 16 тысяч километров железных дорог, 50 тысяч километров телеграфа представляют собою более важный фактор революции, чем исторические воспоминания.
Пытаясь сделать шаг вперед, известный английский еженедельник «Экономист» говорит относительно испанских событий: «Здесь действует скорее влияние Парижа 48-го и 71-го года, чем влияние Москвы 1917 года». Но Париж 71-го года есть шаг от 48-го года к 1917 году. Противопоставление поэтому лишено содержания.
Несравненно серьезнее и глубже писал L. Tarquin в «Ля Лютт де Клясс» в прошлом году: «Пролетариат (Испании), опирающийся на крестьянские массы, является единственной силой, способной взять в руки власть». Перспектива рисуется при этом так: «Революция должна привести к диктатуре пролетариата, которая выполнила бы буржуазную революцию и смело открыла бы дорогу социалистическому преобразованию». Так и только так можно ставить ныне вопрос!