Революционная Россия и военный вопрос: от Севастополя до Цусимы

Особое значение в данном процессе имели события, развернувшиеся в то время на Балканах. Вспыхнувшее весной 1875 г. восстание славян в Боснии и Герцеговине не оставило безучастными революционеров как в эмиграции, так и на родине. Некоторые из них стояли на позиции непосредственного участия в нем, придавая ему «воспитательное» значение, видя возможность получить практику вооруженной борьбы в интересах будущего. В первых рядах добровольцев уже летом 1875 г. в Герцеговину отправились революционеры-народники и молодежь передовых взглядов. В отрядах повстанцев сражались С.М. Кравчинский, И.К. Дебогорий-Мокриевич, Н.К. Судзиловский, Д.А. Клеменц, А.К. Левашев, М.П. Сажин и др. - всего 50-60 человек[359]. Следующим актом Балканского кризиса, послужившим сближению революционного движения с военной действительностью стала Сербско-черногорско-турецкая война 1876 г., в которой приняли участие около 5 тыс. российских добровольцев. В их числе исследователи выявили более 100 представителей революционной молодежи[360]. Среди них заметное место занимали лица с военной подготовкой - примыкавшие к народническому движению бывшие офицеры и юнкера В.В. Луцкий, Н.А. Грибоедов, А.А. Лобов, А.Н. Фалецкий, Н.А. и В.А. Шлейснеры и др. Характеризуя облик молодых людей, отправлявшихся добровольцами в балканские страны, левый публицист Е.И. Утин писал, что они работали «с уверенностью, с убеждением, что независимость и свобода славян сделаются уделом всего славянского племени... Их воззрения, не сходные с воззрением “охранителей” на московский лад, нисколько не мешали им с горячей любовью и самоотвержением работать на благо России, стараясь, не жалея своих сил, облегчить страдания русского народа»[361].

Начавшаяся в апреле 1877 г. война России против Турции за освобождение балканских славян велась при полном общественном одобрении. Возвратившийся на службу В.А. Обручев и восстановленный в чине вспоминал: «В первый раз после 1861 года. у множества людей явились общие гражданские мысли и решимость действовать по этим мыслям»[362]. Однако та поддержка, которую война за свободу Болгарии получила в самых широких слоях общества, имела далеко не единую природу. В демократических кругах одобрение освободительного похода русской армии на Балканы не имело ничего общего с верноподданническими настроениями. Революционные народники видели в победах над «внешним турком» - поработителями славян османами - залог грядущих побед над «турком внутренним» - российским самодержавием. Пафос борьбы за освобождение славянства порождал ожидания внутренних перемен.

С началом кампании русские войска вступили на территорию Румынии, являвшейся в 1870-х гг. одним из центров политической эмиграции в Юго-Восточной Европе. В связи с этим народники вынашивали идею издания в Румынии новой революционной газеты и по существу планировали организацию центра пропаганды в Бухаресте, в непосредственной близости к штаб-квартире Дунайской армии[363]. Таким образом, впервые в истории революционного движения в качестве объекта его пропаганды рассматривалась действующая армия.

Если в войне против Турции реформированная российская армия доказала свою боеспособность, то государству не удалось изжить пороки, которые были памятны со времен Крымской кампании. Показательно, что, разоблачая их, лидеры народничества с симпатией и надеждой обращались к офицерству. В письме к Г.А. Лопатину П.Л. Лавров, сообщая о тяготах, выпавших на долю простых солдат и их недовольств, отмечал: «И это возмущение вызвало не наказание, а убеждения, ласковость, просьбы со стороны офицеров»[364]. В.Н. Фигнер утверждала, что «война выявила во всей наготе безобразие русских порядков: бессовестное хищение и казнокрадство, отсутствие какого бы то ни было попечения о солдате, оборванном, голодающем, лишенном медицинской помощи. Офицерство не могло не задумываться над причинами всех этих злоупотреблений и не искать средств для искоренения их»[365].

Исход войны, итоги Берлинского конгресса вызвали волну разочарования политикой властей. По мнению революционных народников, война показала глубокий, всесторонний кризис императорской власти. Участник войны штабс-капитан Н.Д. Похитонов, впоследствии ставший народовольцем, заявлял на суде: «Мы думали, что вместо того, чтобы освобождать чужую страну, надо думать об освобождении России»[366].