Революционное самоубийство

Наконец, в полчетвертого утра, мне сказали, что прибыли люди шерифа. Я взял две коробки с юридическими материалами — это было все, что я мог унести, и пошел по коридору. За мной следовал обиженный охранник, он нес мою пишущую машинку и еще одну маленькую коробку. Я недалеко ушел от комнаты, когда ко мне приблизились начальник тюрьмы и его помощник и пожелали мне удачи в достижении окончательного освобождения. Происходящее напоминало сцену из книг Кафки или из произведения Женэ «Балкон»: чисто внешне все было нормально и логично, но суть происходящего была ужасной, от нее веяло фантасмагорией. Это было признаком символического ритуала; никто не был увлечен им по-настоящему, никто не переживал. Мы просто проделывали определенные движения.

Я миновал комнату для свиданий и вышел через открытые ворота. Я впервые прошел через ворота, ведь в колонию меня привезли на автобусе. Затем мы спустились по ступенькам и направились к главным воротам тюрьмы — последнему препятствию на моем пути. Когда мы подошли к электрическим воротам, они зажужжали и перед нами открылась земля. От этого все происходящее приобрело еще более нереальный характер, ведь было не видно, кто открыл ворота, они просто разъехались в стороны при нашем приближении. За воротами меня ждали два помощника шерифа в штатском, рядом стояли два охранника колонии в форме. Я подписал несколько последних документов, подтвердив, что я получил всю свою собственность. И вновь я оказался во власти шерифа Аламедского округа.

Часть шестая

Есть такое древнее выражение у африканцев: я — это мы. Если бы вы встретились с каким-нибудь жителем Африки в стародавние времена и спросили бы его, кто он, он бы ответил вам: «Я — это мы». Это и есть революционное самоубийство: я, мы, все мы вместе — это нечто одно и одновременно каждый из нас самостоятелен.

28. Освобождение

Что заставляет меня внутренне холодеть, когда я думаю обо всех этих событиях, — это окрепшая уверенность в том, что тысячи невинных жертв томятся сейчас в тюрьме, потому что у них нет ни денег, ни достаточного опыта, ни друзей, которые могли бы им помочь. Глаза всего мира были прикованы к нашему судебному процессу, несмотря на все отчаянные попытки прессы и радио замалчивать факты и затуманивать реальные вопросы. Смелость и деньги друзей, а также незнакомых людей, рискнувших отстаивать принципы, освободили меня. Но лишь одному Богу известно, сколько таких невиновных, как я и мои коллеги, томятся сейчас в аду. Каждый день они нетвердой походкой выходят из тюрьмы, ожесточенные, жаждущие мести, лишенные надежды и опустошенные. Количество негров в этой армии несправедливо обиженных внушает страх. Мы защищаем сенсационные дела, в которые вовлечены чернокожие. Но огромная масса арестованного или обвиненного негритянского народа не получает защиты. Существует острая необходимость в создании общенациональных организаций, которые выступили бы против национального рэкета, когда бедных, одиноких и чернокожих запихивают в тюрьмы и заковывают в цепи.

Автобиография В.Е.Б. Дю-Буа[52]