Революционные народники. Книга для учащихся старших классов

Тотьма, Вологда, Кадников – скучные тихие городки, духовная пустота окружающих, одиночество, от которых Лавров спасался только работой. Именно здесь в 1868 г. были написаны уже упоминавшиеся «Исторические письма», ставшие, несколько неожиданно даже для автора, лозунгом революционной молодежи, руководством к действию. Кроме них Лавров написал целый ряд статей в столичные журналы «Отечественные записки» и «Библиограф». Шла настолько напряженная литературная работа, что не всегда выдерживало здоровье Петра Лавровича. Но ведь у него только и оставалось – писательский труд, надежды на побег из «ближней Сибири» за границу.

Вообще судьба будто задалась целью сделать как можно более похожими жизненные пути идеологов революционного народничества. Все трое были литераторами, все они подвергались гонениям со стороны правительства, все трое попадали в ссылку и успешно бежали за границу, став во главе российской революционной эмиграции. К мыслям о побеге Лаврова подтолкнул А.И. Герцен, который с 1869 г. начал настойчиво звать Петра Лавровича в Париж. Да и самому Лаврову было ясно, что за границей он принесет больше пользы российскому революционному движению. Вскоре разрабатывается детальный план побега, но последовавшие события сорвали его осуществление. В декабре 1869 г. арестован и посажен в Петропавловскую крепость главный организатор всего дела, зять Лаврова М.Ф. Негрескул. Зимой 1870 г. умирает Герцен. Кажется, что побег откладывается на неопределенный срок.

Но события уже ищут Лаврова. В январе 1870 г. в Кадникове неожиданно для всех в эффектном штабс-капитанском мундире появляется известный революционер Герман Александрович Лопатин. На глазах полиции, не осмелившейся противоречить «штабс-капитану», он вывез Петра Лавровича из города на наемной тройке. На постоялом дворе близ Вологды беглецы столкнулись с шефом губернских жандармов Мерклиным, но все обошлось благополучно. Подполковник не узнал своего поднадзорного в человеке с перевязанной от зубной боли щекой.

Ярославль, Москва, Петербург – далее Петр Лаврович скрывался в имении знакомых, ожидая, пока друзья выправят паспорт на чужое имя. В Кадникове Лаврова хватились только через неделю после побега. Жандармам в голову не приходило, что по ночам на шторы окон падала тень не Петра Лавровича, а его матери, силуэт которой принимали за работающего у стола сына. В результате местным властям пришлось признаваться начальству: «Полковник Лавров… скрылся из Кадникова неизвестно куда. Поиски производятся». А вскоре появилось описание Лаврова: «Лет от роду 47 – 48; волосы русые, на темени несколько рыжие; усы и бакенбарды рыжие, глаза серые; лицо круглое, красноватое; нос средний; росту большого, особых примет не имеется».

Но российским филерам эти сведения уже не пригодились. Лавров был в Париже. Осенью 1870 г. он вступит в I Интернационал, в 1871 г. на его глазах развернутся исторические события Парижской Коммуны. Он попытается организовать помощь коммунарам, вырвавшись для этого из осажденного Парижа в Англию и Бельгию. Там он познакомится с К. Марксом и Ф. Энгельсом.

Впереди – высылка из Франции, жизнь в Швейцарии, Лондоне и вновь – Париж. Петр Лаврович до конца останется участником, а отнюдь не бесстрастным летописцем российского революционного движения 1870 – 1880-х гг. Будет создавать «Русскую революционную библиотеку», «Заграничный отдел общества Красного Креста», редактировать зарубежные издания «Народной воли», напишет страстную, гневную и лиричную книгу «Народники-пропагандисты».

А России он больше так и не увидит. Похороны Лаврова в Париже зимой 1900 г. выльются в настоящую демонстрацию…

•

…Итак, «несогласные ждать ухватились за Бакунина»…

Его книга «Государственность и анархия», главным образом помещенное в конце ее «Прибавление А», оказала огромное влияние на народников 70-х гг.

Как следует из заглавия, основной идеей этого труда стало утверждение анархии, борьба против всех видов государственности. Вопрос о государстве был для передовой молодежи России жизненно важным. Бакунин рассматривал государство как явление историческое, которое «было с своего рождения и остается до сих пор божественной санкцией грубой силы и торжествующей несправедливости». А поэтому «необходимо его полное уничтожение». Бакунинское неприятие государства вообще превратилось на русской почве в проклятие именно российскому самодержавию с его армией усмирителей, полицией и бюрократическим аппаратом.

Возражая Лаврову, Михаил Александрович утверждал, что никто не в силах определить, как народ будет и должен жить на другой день после социальной революции. Бакунин считал, что в данных условиях учить народ нечему… Во-первых, не позволит правительство, во-вторых, крестьяне не поймут учителей-интеллигентов, а самое главное, в русском народе уже существуют элементы, необходимые для совершения социальной революции. Это прежде всего нищета и рабство, делающие массы готовыми на все, опыт крестьянских войн Разина и Пугачева и, наконец, выработанный народом идеал будущего общества.