Революционный террор в России, 1894—1917

Политика полускрываемой и осторожной поддержки революции, особенно ярко выраженная по отношению к терроризму, в конечном итоге все же принесла конституционно-демократической партии больше поражений, чем побед. Прежде всего нужно сказать, что партийная тактика по вопросу о терроре отнюдь не осталась непонятой; наоборот, она почти ни для кого не осталась секретом, вновь и вновь давая повод для критики кадетов. Экстремисты, осознав двойственность кадетской позиции, поносили кадетов как организацию, которая зовет «других к действиям, от которых сама… отказывается и за которые она не берет на себя ответственности», как партию, «имеющую как будто свою программу, но рассчитывающую для проведения ее в жизнь на чужие силы, а свои собственные действия сводящую к более или менее нерешительным переговорам с правящими сферами, к своего рода уговариванию их сдаться на капитуляцию»[107]. Консерваторы также утверждали, что разгадали партийную сущность кадетов, считая, что эта партия — «голова и хвост революции»[108]. И, наконец, правительство неоднократно выставляло на вид истинные цели кадетов. Так, премьер-министр П.А. Столыпин, несмотря на многократные попытки сотрудничества с умеренными кругами, был до того возмущен поведением кадетов, что отзывался о них, как о «шайке… участники которой прикидываются мирными, безобидными в общежитии, но не останавливаются в своей преступной деятельности ни перед широко организованным обманом, ни перед безжалостным душегубством, когда того требуют обстоятельства»[109].

Не менее серьезный ущерб кадетам принесло и то, что поддержка ими террористической деятельности явилась причиной раскола в самой партии, потерявшей довольно большое число людей, которые могли бы стать лояльными сторонниками кадетской программы при условии, что средства для проведения ее в жизнь были бы менее радикальными. Многие потенциальные члены кадетской партии не смогли подчинить партийной тактике и дисциплине свое искреннее отвращение к кровопролитию, предпочтя остаться вне кадетской организации, иметь возможность открыто выражать свой протест против политических убийств и даже критиковать конституционно-демократическую партию за «недостаток решительности в осуждении террористических актов»[110]. Такой выдающийся политический деятель, как Дмитрий Шипов, первоначально сильно симпатизировавший кадетам, не вступил в их партию именно из-за того, что та встала «на путь несомненно революционный»[111]. А известный конституционалист князь Евгений Трубецкой официально порвал с кадетской партией, разочаровавшись в ней именно из-за поддержки последней тактики революционного террора[112].

Левое крыло кадетской партии несомненно превалировало над более умеренными членами и привлекало в организацию более радикальные элементы, возможно, даже отнимая их у социалистов. Однако даже среди тех, кто несмотря ни на что решил остаться в партии, многие, вплоть до членов ЦК Струве и Маклакова и депутата Думы С.Н. Булгакова, неохотно подчинялись кадетской политике в отношении терроризма, а в редких случаях даже нарушали партийную дисциплину ради своих собственных убеждений[113].

И еще одна серьезная проблема возникла для партии в результате кадетской тактики в этом вопросе. Из-за отказа Милюкова публично осудить политические убийства или по крайней мере выпустить анонимное заявление об этом в «Речи» кадеты остались «нелегальной» (незарегистрированной) организацией, поскольку Столыпин сделал осуждение террора на страницах «Речи» единственным условием для легализации кадетской партии[114]. Это позволяло властям закрывать партийные собрания и под разными предлогами подвергать кадетов судебным преследованиям[115].