Революционный террор в России, 1894—1917

К лету 1912 года многие эсеры, особенно правые из группы так называемых ликвидаторов, отказались от старых теоретических объяснений терроризма как устаревших и утопических. Они пришли к такому заключению, вполне еретическому для идеологии социалистов-революционеров, после дела Азефа и из-за неудач Савинкова в организации централизованного террора в 1909–1910 годах. Несмотря на оппозицию ликвидаторов, некоторые лидеры ПСР продолжали вынашивать планы новой волны террористической деятельности с целью срыва выборов в IV Думу. В то же самое время Центральный комитет начал систематическую протеррористическую кампанию на страницах «Знамени труда», направленную на вербовку новых боевиков из среды молодых партийных активистов. В 1913 году, согласно решению выборгской конференции в мае, подтверждающему старые тактические методы партии, эсеры пытались организовать небольшой боевой отряд с целью осуществления их давнишнего замысла цареубийства. В это же время они обдумывали политические убийства нескольких высших российских чиновников[111].

Как и раньше, эсеры не ограничивались планами экстремистской деятельности на территории Российской Империи. В Париже группа эсеров выступала за террористическую деятельность за границей, призывая, в частности, к беспощадному истреблению полицейских осведомителей. Подозреваемые должны были допрашиваться с пистолетом у виска, и их следовало убивать, как только их связи с полицией подтверждались[112]. Чернов также призывал своих последователей использовать успехи научного прогресса в области военной технологии, и, согласно полицейской информации, некоторые лидеры эсеров тайно обсуждали возможность использования аэропланов в террористических действиях. Их наиболее сенсационным предложением был план воздушной атаки во время празднеств по случаю трехсотлетия династии Романовых(ИЗ).

Несмотря на все эти приготовления, партия оставалась деморализованной и разделенной и не могла похвастаться боевыми успехами. Центральному руководству было трудно найти верных боевиков и надежных боевых командиров, и дело оказалось в руках таких сомнительных личностей, как друг Савинкова Борис Бартольд, ненадежный и много пьющий. Попытки Бартольда вдохнуть жизнь в Боевую организацию ни к чему не привели[114]. Группы эсеров на местах и отдельные лица за границей отказывались признавать, что террористическая тактика зашла в тупик, и хватались за любую возможность продемонстрировать жизненность террора. Боевик Петр Рухловский предлагал своим партийным начальникам увеличить доходы партии, позволив ему использовать давние связи на Урале и заняться прежним промыслом — экспроприацией государственных средств[115]. Группа эсеров в Пензе, решившая сблизиться с анархистами, пыталась организовывать в своем городе крупные экспроприации, а в 1914 году послала с той же целью дюжину активистов в Петербург[116].

Представители других российских политических организаций также обсуждали и иногда осуществляли планы боевых операций. После побега из тюрьмы большевик Камо вернулся в 1912 году в Россию для того, чтобы достать денег для партийной казны. После совещания в Москве с Красиным Камо и оставшиеся члены его старого Кавказского террористического отряда 24 сентября попытались повторить тифлисскую экспроприацию 1907 года, организовав грабительское нападение на Коджорской дороге около Тифлиса. Эта акция провалилась из-за сопротивления полиции[117]. После 1911 года другие, менее известные социал-демократы и члены малоизвестных экстремистских групп также совершали отдельные теракты. Во Франции одна такая группа, члены которой называли себя вольными социалистами, обратилась к лидерам ПСР за границей за финансовой поддержкой террористических актов против нескольких российских министров[118]. В Российской Империи рядовые граждане время от времени продолжали получать письма с угрозами от лиц, якобы представлявших революционные группы за границей.