Скрестив ноги, я опустилась на землю. Через три дня перемирия. Перед переполненным остатками яблок бидоном. Тетя продолжала ворочаться в своем гробу. Мерзкая тварь, я подохну раньше времени. Я хотела ответить. Найти пламя. У нее больше не было глаз. Вместо них глубокие царапины. Я растянулась на кровати. Началось нападение. Паническая партизанская война. Меня хватали за горло. Сжимали его. Вместо него оставалась уменьшенная дырочка. Еле видимого диаметра. Слюна с трудом проходила через нее. Приклеивалась к небу, заставляя его перекрыть дыхание. Ждать подходящего момента, чтобы растянуться до губ. Чтобы прополоскать рот, я пила воду через трубочку. Язык увеличивался. У преграды из зубов он остановился. Он скользил, вклиниваясь в отверстия, и намочил мой подбородок. В моем дыхании в середине был горб. Он теснился на одном месте, становясь выше. Я хотела вызвать скорую помощь. Чтобы меня несли на носилках. Мне нужен был кислород. Массаж сердца. Сердце билось в груди. Так сильно, что подпрыгивала подушка. Одетая я бросилась под душ. Мокрая сидела до вечера около входа. Ожидала, что вернется Джанмария. Звонила Веронике, сказочной попке. Ее на день заперли в шкаф. Там она занималась гимнастикой. Я продолжала ей врать. Говорила ей, что счастлива. Я самая счастливая женщина в мире. Я говорила ей это охрипшим от плача голосом. Я кричала. Я наделала столько шума, что из соседней квартиры стали стучать. Боже мой, я счастлива.
Джанмария пытался помочь мне. Я становилась для него обузой. Я понимала, что, несмотря на все его заботы, он немного устал от меня. Из-за моей слабости был нарушен ритм его сна и пробуждений. Я их осквернила своим поведением. Он был вынужден питаться консервами. Просыпаться среди ночи, чтобы посмотреть, как я. Я больше не была женой, которая вывертывалась наизнанку, чтобы понравиться ему. До этого мне удавалось сдерживать себя. Все хранила в несгораемом шкафу. Но произошло короткое замыкание, и я была осуждена. Я просто-напросто прокричала ему, что безумна. Это произошло на второй день. Когда он приблизился ко мне, чтобы увести меня от печки. Я ему прокричала, что я сумасшедшая, пусть он не пытается остановить меня. Я из дурдома, понимаешь. Оттуда, где связывают ноги. Теперь я устала, убирайся. Ты знаешь, какое потрясение. Неожиданно нашлась эта женщина? Черт возьми, однако это так тяжело. Как бы карабкаться по гладкой и мокрой поверхности. Сначала нацеливаешься всем, что у тебя есть, а потом пробуешь. Руки. Ноги. Поднимаешься выше. Чего ты ждешь. Знаешь, есть небо. Еще один шаг — и ты вновь видишь голубое небо. Я в очень маленькой клетке. Тело пронзает острая боль. Тяжесть в голове. Если буду долго размышлять, повешусь. Не на звездах, но на потолке. Не хватает всего. Даже пыли. Не хватает всего. Даже цветочной пыльцы. Джанмария потащил меня к врачу, занимавшемуся мозговыми расстройствами. Он с трудом меня поднял. Такой я была тяжелой. Блок из железа. Дай мне полетать. Подтолкни меня. Туда, где пустота. В самый огонь. Твоя мать была обеспокоена. Ее постоянно настигал звон колокольчика. Колебалась. Передвигаясь, звенела. Бормотала, гладя рубашки. Кофеварка на огне. Повторяла, что за несчастье. Смотрела на меня почти с отвращением. Так смотрят на неудачу. Я была зомби. Когда Джанмария повел меня к психиатру, я надела даже пальто. Несмотря на то что был июнь, мне было холодно. Мне были нужны перчатки. Шарф. Завязывающаяся под подбородком шерстяная шапка. Ему было стыдно представлять меня в таком виде. Он пытался убедить меня раздеться. Я дрожала под лучами обжигающего солнца. В машине ремень безопасности я поместила на грудь. Смирительная рубашка. Я глядела на то, как идут счастливые люди. Они все улыбались. Я на Марсе. Ожидая приема, я перелистывала брошюрки о шизофрениках. Там был рисунок черепа, разделенный множеством стрелок. Нужно было нарисовать мой череп, чтобы меня изучали гении. Редчайший случай для медиков.