Револьвер для адвоката

Леонард Уоттс не сдал сообщника, парня за рулем машины, которая врезалась в автомобили жертв. Медина отказалась обсуждать условия сделки между сторонами о признании подсудимым вины до заседания. Уоттс не стал стучать, поэтому Медина не пошла на сделку. Через неделю все изменится, полагаю, по нескольким причинам: линия обвинения по большей части разбилась на первом же заседании, основная свидетельница напугана тем, что сегодня произошло прямо перед ней в суде, а доводить дело до второго заседания было бы напрасной тратой денег налогоплательщиков. Вдобавок к этому я на мгновение дал Медине понять, что может произойти, если она доведет дело до присяжных: мое намерение проанализировать с помощью свидетелей-экспертов подводные камни, на которые можно наткнуться при межрасовом опознавании. С этим не захочет связываться ни один прокурор.

– Черт возьми, – воскликнул я, – возможно, она даже позвонит мне сама. Первая.

Конечно, я принимал желаемое за действительное, но хотелось, чтобы Зак обрадовался. Пока выдалась возможность, я достал из портфеля запасную капсулу с кровью и выбросил ее в ведро для опасных отходов. Нужды в ней больше не было, к тому же она могла лопнуть и испортить документы.

Зажужжал телефон, и я вытащил его из кармана. Звонила Лорна Тейлор – мой координатор, но я решил, пусть наговорит сообщение. Перезвоню позже, после того как пообщаюсь с Заком.

– Что еще в планах? – спросил он.

– Ну, суд откладывается, – развел я руками, – и думаю, остаток недели будет свободный. Могу сходить завтра на официальное предъявление обвинения, вдруг подцеплю клиента или даже двух. Надо крутиться.

Дело не только в деньгах. Работа занимала меня и не давала времени думать о том, что в моей жизни шло не так. Поэтому закон стал для меня больше чем просто ремеслом и призванием. Он позволял сохранять рассудок.

Зарегистрировавшись в 130-м департаменте, где в центральном здании Уголовного суда официально предъявляют обвинения, я попытаюсь отыскать клиентов, которых из-за конфликта интересов не взял государственный защитник. Каждый раз, когда окружной прокурор регистрировал дело с несколькими ответчиками, государственный защитник мог взять только одного, а остальные оказывались в зоне конфликта интересов. Если у оставшихся обвиняемых не было частного адвоката, судья его им назначал. Если я послоняюсь там, бездельничая, то очень даже могу получить дело. Оплата, конечно, по гостарифу, но это лучше, чем сидеть без работы и без денег.

– Только подумай, – начал Зак, – прошлой осенью в какой-то момент ты почти победил на выборах. А теперь рыщешь в суде первой инстанции в поисках подачки.

С возрастом Зак подрастерял большую часть социальных навыков, которые в ходу в приличном обществе.

– Спасибо, Зак, – поблагодарил я. – Всегда можно на тебя рассчитывать. Рассчитывать на честное и точное мнение по поводу моей жизненной участи. Не расслабишься.

Законник Зигель поднял свои костлявые руки, – очевидно, в знак вины.

– Я просто высказываюсь.

– Ну да, конечно.

– Тогда расскажи, как поживает твоя дочь?

Уж так устроена голова Зака. Иногда он не мог вспомнить, что ел на завтрак, зато, похоже, навсегда запомнил, что год назад я проиграл намного больше, чем просто выборы. Тот скандал стоил мне любви, общения с дочерью и возможности склеить разбитую семью.

– Ничего не поменялось. Давай не будем все по новой, – попросил я.

Я опять почувствовал вибрацию и проверил телефон. Пришло сообщение от Лорны. Она догадалась, что я не беру трубку и не слушаю голосовые сообщения. Специфический текст сразу привлек мое внимание:

«Позвони, когда сможешь. 187».

В Уголовном кодексе этот номер обозначал убийство. Нужно идти.

– Знаешь, Микки, я завожу о ней разговор только потому, что ты упорно молчишь.

– Я не хочу об этом разговаривать. Слишком больно, Зак. Каждую пятницу вечером я напиваюсь, чтобы проспать всю субботу. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Зачем напиваться? Ты не сделал ничего плохого. Просто выполнял свою работу, защищал того парня, Галловея. Или как там его звали.

– Я напиваюсь в пятницу, потому что именно по субботам я встречался с дочерью. Того парня звали Галлаэр, Шон Галлаэр. Погибли люди, Зак, погибли из-за меня. То, что я делал свою работу, – не оправдание. За этим нельзя так просто спрятаться: парень, которого я оправдал, раздавил на перекрестке двух человек. Да и в любом случае мне пора.

Я встал и покрутил перед ним телефоном, словно демонстрируя причину спешки.

– Что? Я не видел тебя целый месяц, а ты уже уходишь? Я даже сандвич не доел.

– Мы виделись в прошлый четверг, Зак. Я зайду на следующей неделе. А если не получится, то через неделю. Держись и не падай духом.

– Не падать духом? В смысле?

– В смысле – помни, что у тебя есть. Как-то раз мне такой совет дал сводный брат, коп. Доедай сандвич, пока его не отобрали.

Я отправился к двери.

– Эй, Микки Маус!

Я обернулся. Этим именем Зак одарил меня, когда я был еще новорожденным. Обычно я просил его так меня не называть.

– Что?

– Твой отец всегда называл присяжных «богами вины». Помнишь?