Ревущая Тьма

Я едва не подскочил как ужаленный, а обернувшись, увидел женщину, но не ту, которую ожидал. Передо мной стояла Валка Ондерра Вхад Эдда. Вопреки всему, что мы пережили после Эмеша – и отчасти из-за этого, – мне снова стало больно при одном только взгляде на нее. Тонкая, бледная, словно вырезанная из хрусталя, с проницательными глазами. Не подумайте, я не хочу сказать, что она была хрупкой. Скорее наоборот – при встрече она могла вас ранить. Со мной это случалось всякий раз.

Она была тавросианкой, потомком древних траватскаров, бежавших из нордских колоний на Ганимеде. Косторезы, формировавшие генетический код, создали ее похожей на Афину Палладу. Высокая, прекрасная, суровая. Ее темно-рыжие волосы казались черными, как мои, и эта чернота до красных на свету, огненных проблесков контрастировала с морозной белизной кожи.

– Я в этом совсем не уверена, – сказала она с улыбкой, но ее золотистые глаза остались холодны.

Потерев ладони, чтобы согреться, я подошел к ней:

– И вы туда же…

– Простите?

Брови Валки вспорхнули в изумлении.

– Я только что говорил с Лином. Он по-прежнему считает, что мы попусту тратим время.

– А-а…

Казалось, она не ощущала холода, хотя была одета всего лишь в брюки и длинную рубашку с изображением черепов и какой-то тавросианской надписью.

Заправив густую прядь волос за ухо, она сказала:

– Адриан, по-моему, он прав.

Поджав губы, я прошел мимо нее в коридор. Внутри «Бальмунга» было темнее, чем на «Фараоне», – кругом черная глазурь и отполированная латунь. Соларианский стиль. Этот в прошлом имперский эсминец в какой-то степени все еще оставался таковым. Он был гораздо старше двух других кораблей Красного отряда.

Валка последовала за мной.

– Мне нужно продолжать исследования, – сказала она. – Я хочу поговорить со сьельсинами, а Лин не позволяет их будить.

– Понимаю, но бессилен помочь.

– За все эти годы мы не узнали ничего нового. Я…

– Валка, я прекрасно вас понимаю.

Зачем? Зачем она вываливает это на меня сейчас, когда я едва покинул фугу?

Не оборачиваясь, я прикрыл лицо руками и постарался объяснить:

– Я же только что проснулся. Этот разговор может подождать?

Спиной я почувствовал ее прожигающий, словно лазером, взгляд. Мне даже показалось, что запахло паленым.

– Подождать? Сколько уже лет мы не общались?

– Знаю, – повернулся я к ней.

Эти годы прошли довольно удачно. Валка спала в фуге больше моего. Мы заработали репутацию надежной военной компании. Но путь к Воргоссосу был долог, а мы так и не получили подтверждения тому, что планета в самом деле существует. Сомнениям и разочарованию Валки имелось оправдание.

Я отвел ее в альков, где тускло светились наблюдательные мониторы, и сказал:

– У нас есть наводка.

Она хотела было возразить, но я не позволил ей вставить ни слова:

– Бассандер лично меня разбудил. Говорит, Отавия послала Бандита на планету, и тот нашел человека, который выведет нас на экстрасоларианцев.

Валка изменилась в лице. Слабая улыбка тронула ее губы.

– Это правда?

– Была бы неправда, я бы все еще спал. Лин хочет, чтобы я тоже высадился. Ему без меня никак.

– Вот это уже похоже на правду, – скорчив гримаску, пошутила она и одарила меня такой улыбкой, что земля качнулась под ногами.

Договариваться с Валкой было все равно что бороться с бурными волнами, а привязанность, которую я по-прежнему к ней испытывал, змеей вилась в моих внутренностях и еще сильнее усложняла дело.

– Хорошо выспались? – спросила она с интонацией, которая вернула нас обоих на твердую почву.

– Быть замороженным не так тяжело.

Впрочем, я понимал, к чему она клонит, и покачал головой:

– Меня снова преследовали кошмары, когда я просыпался…

Доктор Окойо говорила, что при выходе из фуги у многих возникают галлюцинации. Подкорка мозга пробуждается быстрее, чем основное сознание. Миндалевидные тела. Гипоталамус. Механизмы памяти и мотивации. Страх.

– …Я снова видел Борделона. Его смерть. Гиллиама. Уванари.

Последние двое умерли от моей руки: Гиллиам – на поле белой травы в Боросево, Уванари – в мрачных казематах Капеллы. С Борделоном было иначе. Управляя «Фараоном», я сжег его корабль дотла. Потом несколько недель перед глазами стояло, как голограмма сначала бледнеет, затем отключается…

Слушая, тавросианка склонила голову. Мне показалось или она жалеет меня? Ее ладонь легла мне на плечо, и пальцы заботливо сжались. Нет. Беспокоится. Не жалеет.

– При разморозке пробуждаются старые воспоминания, – сказала Валка. – Мусор. Пройдет.

– С вами тоже такое бывает?

– Мои воспоминания, anaryan, хранятся не в голове, – постучала она себя ноготком по виску.