Ревущие девяностые. Семена развала

В основе концепции минимального государства лежала примитивная идеология, о которой я упоминал раньше, называя ее «рыночным фундаментализмом». Суть же заключалась в том, что в общем и целом рынки сами по себе и эффективны, и стабильны. Я называю это идеологией, поскольку это было предметом веры: рыночный фундаментализм не опирался на какие-либо приемлемые экономические теории и противоречил большому числу эмпирических фактов (например, он мог бы считаться обоснованным, если бы имели место совершенная информация, совершенная конкуренция, полный набор рынков и т.п. — условия, которые не выполняются даже в наиболее передовых странах). В реальности рыночный механизм часто дает сбой, результатом которых является безработица, иными словами предоставленный себе самому этот механизм не обеспечивает страхования от многих важных рисков, с которыми сталкиваются индивидуумы, в том числе риска остаться без работы^{125}. Установлено, что значительная часть экономического роста последних лет явилась результатом фундаментальных научных исследований, финансируемых государством. Расширение сферы деятельности государства было в большинстве случаев ответом на провалы рыночного фундаментализма. Консерваторы пытались утверждать, что вмешательством государства чаще усугубляет проблему, чем ее решает. Но это просто не верно: фактически дело обстоит так, что перед тем, как государство вмешивалось со своим регулированием макроэкономики в целом — систематические шаги в этом направлении стали предприниматься под влиянием идей Кейнса после Второй мировой войны — экономические циклы раньше были гораздо серьезнее, чем сегодня. Спады были более продолжительными, а подъемы — более короткими^{126}.

Даже аргумент, что государственное вмешательство всегда неэффективно, опирается больше на идеологию, чем на науку. Покойный Герберт Саймон (Herbert Simon) из Университета Карнеги-Меллона (Carnegie Mellon University), получивший Нобелевскую премию за крупный вклад в понимание поведения организаций, не так давно поставил вопрос следующим образом: «Большинство товаропроизводителей являются наемными работниками, а не собственниками фирмы. С позиций классической (экономической) теории, им имеет смысл максимизировать прибыли фирмы только в тех пределах, в которых они находятся под контролем собственников... Более того, в этом отношении нет никакой разницы между коммерческими фирмами, бесприбыльными организациями и бюрократическими учреждениями. Все они сталкиваются с проблемой, как обеспечить, чтобы деятельность их наемных работников была направлена на цели организации. Нет никаких оснований считать, a priori, что в организациях, преследующих цель максимизации прибылей это легче (или труднее), чем в организациях, имеющих другие цели. Вывод, что организации, чья деятельность мотивируется прибылью, будут более эффективными, чем другие организации, не следует из организационной экономики, построенной на неоклассических принципах. Построенная на неоклассических допущениях организационная экономика этого не подтверждает. Если же это подтверждается эмпирикой, то для объяснения фактов должны быть введены дополнительные аксиомы»^{127}.

Консервативная программа Рейгана-Буша содержала нечто большее, чем просто урезание роли государства. Даже Рейган и Буш понимали, что в некоторых областях необходимо вмешательство государства. Они проталкивали, например, увеличение оборонных расходов, и поэтому у консерваторов был свой взгляд на то, как лучше всего собрать требуемые налоговые поступления. Рейгановская экономика предложения исходила из того, что любой налог на богатых так подорвет их стимулы, что они станут работать менее усердно и меньше сберегать, в результате чего бедные окажутся еще беднее. Эта логика легла в основу сокращения налогов 1981 г. Утверждения Артура Лаффера, президента Рейгана и других, что в результате налоговые поступления увеличатся, не оправдались — катастрофически не оправдались с точки зрения фискального здоровья страны^{128}. Сбережения и предложение рабочей силы просто не возросли в предполагавшемся объеме (важнейшим доказательством ошибочности этих расчетов служит то, что те, кто предсказывал тяжелые последствия клинтоновского повышения налоговых ставок для богатых в 1993 г., также оказались неправыми)^{129}.