- Потому что это вы нашли Джона. - Ее голос прервался на его имени. - Я могу похоронить его прилично, и это хоть
что-то, по крайней мере.
- Я сожалею о вашей потере, - сказала я ей.
- Моя потеря? - Ее глаза были мрачными. - Что вы знаете о потере? Вы когда нибудь любили? Не телячьей любовью, мисс Спидвeлл. Я имею в виду настоящую любовь, такую, которая не сладка и не нежна, но горит в ваших костях и
разрывает вас на части. Это то, что я чувствовала к Джону. Мы сражались как дьяволы, но это был наш путь. Никто не
понимал, что когда мы ссорились, мы чувствовали себя живыми. Боже, как я буду скучать по дикости нашей
совместной жизни. Он не был хорошим человеком, но он был хорош для меня.
Я подумала обо всем, что они разрушили, и кровь пронзила мои виски. - Возможно, вам следует использовать это как
эпитафию, - предложилa я.
- Вы презираете меня, мисс Спидвeлл, но вы даже не знаете меня, - сказала она, скривив презрительно губы.
- Но я вас знаю. Я всегда знала вас. Вы принадлежите к той презренной породе женщин, которые всегда будут видеть
то, в чем им было отказано, а не то, что им дано. В чем природа отказала вам? Вы родились под волшебной звездой!
Красота, происхождение, хорошее здоровье, естественный интеллект были вам дарованы с рождения, но какую
благодарность вы когда-либо чувствовали? Никакую. Вы поднимаетесь с постели каждый день на двух сильных ногах
и можете думать только о том, чтобы жаловаться, что кто-то когда-то говорил с вами жестко. У вас есть родители, которые воспитывали вас с любовью, но вы презирали их за то, что они бедны. Вы, жившая за границей и
видевшая настоящую нужду. Скажите мне, миссис де Морган, когда вы были в Египте, вы когда-нибудь смотрели на
женщину, работающую в полe, и понимали, что это был простая случайность доброго провидения, что вы не
родились, чтобы работать без передышки всю жизнь? Вы когда-нибудь смотрели голодному нищему в глаза и думали, что привилегии, которыми вы наслаждаетесь, не более чем каприз космоса? Вы - любимица фортуны, обласканная
богами, благословленная всеми преимуществами, но вы слепы и глухи к своим способностям. У вас есть легкость и
комфорт, но вы не живете. Вы просто существуете, потому что вы ничего не цените. Проснитесь, миссис де Морган,
иначе вы проспите всю жизнь.
Она поднялась. - Вы думаете, что вы умны, мисс Спидвeлл. Вы думаете, что вы намного умнее меня. Но я скажу вам
кое-что, что вы должны знать. Вы подружились с опасным человеком. Ревелстоyк убил человека. Подумайте об этом.
Он использовал свои умные, талантливые руки, чтобы раздавить чью-то жизнь. Это должно иссушить мозг в ваших
костях. Как вы можете быть рядом с ним сейчас, когда знаете, что он отнял у кого-то жизнь? - с жестоким взглядом
потребовала она в триумфе.
Я подошла ближе к ней, медленно улыбнувшись тигриной улыбкой. - Потому что, миссис де Морган, я отняла две.
• • •
На следующий день после визита Кэролайн де Морган я зашла в оранжерею и обнаружила, что у меня появились
лунные мотыльки. Они вырвались на свободу из своих темных маленьких тюрем, вытолкнув себя наружу влажными
шелковыми крыльями. Пока я смотрела в восторженном узумлении, они медленно расправляли их, высушивая, покачиваясь взад-вперед. Они были бледно-зелеными с длинными элегантными задними крыльями и отметинами, похожими на глаза, которые, казалось, наблюдали за мной, пока я их изучала. Они были большими, каждый превышал
длину моей руки. Один за другим они поднимались со своих ветвей, пробуя себя, поднимаясь в теплый влажный
воздух теплицы, впервые пытаясь освободиться. Каждое шелковое крыло было обрамлено серым, а усики были c оборками и золотыми, легкомысленными маленькими украшениями, которые танцевали над их телами.
- Они открылись, - заметил Стокер, подходя ко мне. Я кивнула, удивляясь тому, как последний мотылек срывается в
любовном преследовании другого мотылька.
- Я получил известие сегодня утром. Ребенок Джона де Моргана родился преждевременно прошлой ночью. Девочка, -
тихо сказал он. - Это, несомненно, стало неприятным шоком для ее матери.
- А Кэролайн? Как она?
- Достаточно хорошо, хотя ребенок может не выжить.
- Если ребенок выживет, я рада, что это девочка. Ее мать не cможет претендовать на деньги де Моргана, - сказала я с
легким налетом суровости.
- Нет. Сейчас ей придется отказаться от своих махинаций. Как только смогут, они хотят переехать в деревню.
Я обернулась, но его лицо ничего не выдало. Ему было больно говорить о ней? Тем не менее, он не произносил ее имя, никогда не говорил со мной о ней добровольно. И вдруг слова, которые я никогда не собиралась произносить, сорвались с моих губ. - Почему ты никогда не произносишь ее имя? Я только один раз слышалa, как ты произносишь
слово «Кэролайн». Она так тебя мучает?
Выражение его лица было удивленным. Затем он улыбнулся. - Нет. Я не говорю этого, потому что никогда не называл