Резьба по живому

Я сделал это, а затем медленно попятился к стене. Посмотрел вверх на ступеньки. Я весь дрожал и был как выжатый лимон. Я понимал: из дока мне ни за что не выкарабкаться – даже пытаться опасно.

Но я не мог там остаться.

16 Покровитель искусств

Урчащий лимузин ползет вдоль бордюра и останавливается напротив Франко. Машина кажется неуместной в такое время на Лит-уок: для свадьбы или девичника рановато, да и похоронной процессии не видать. Франко заглядывает в салон, но сквозь тонированные стекла ничего не видно. Потом опускается окно с пассажирской стороны и появляется пухлая рука, инкрустированная золотыми кольцами, а за ней – большая обритая голова.

– Залезай.

Фрэнк Бегби, так и быть, садится, тут же замечая, что Дейви «Тайрон» Пауэр[4] не так уж сильно изменился. Он всегда брился наголо, так что с годами не появилось отчетливой лысины или седины. «Ну и все такой же пиздюк жирный», – думает Бегби, когда его всасывает роскошная обивка. По приемнику негромко играет «Бог подарил тебе рок-н-ролл» в исполнении «Арджентов»[5].

– Слыхал, ты снова в городе, – говорит Тайрон, не глядя на него. – Соболезную утрате. Потерять ребенка – это хреново.

Фрэнк Бегби молчит. «Раз… два… три…» Он следит за дыхательным ритмом Тайрона. Многое можно рассказать о человеке по тому, как он дышит. Пауэр равномерно вдыхает через нос, но потом вдруг заглатывает полный рот воздуха, словно акула, вынырнувшая на поверхность за добычей. Кто-то может увидеть в этом лишь агрессию и силу, но Фрэнк Бегби отмечает слабость. Возможно, признак тревоги. Ну или просто через этот шнобель прошло до хренища много кокса.

Франко смотрит на извивающийся шнур, присоединенный к прикуривателю. Пульс учащается. «Не может быть».

– Эта зарядка, – начинает он, доставая свою мобилу, – она подойдет к моему айфону?

– Почему нет… – Тайрон смотрит на разъем. – Угу, втыкай.

– Зыко, – говорит Фрэнк, тут же понимая, что уже сто лет не употреблял это слово, и с приятным щелчком вставляет вилку в гнездо телефона; устройство вибрирует, и с краю индикатора заряда вскоре появляется красная полоска.

– Значит, художник, Фрэнк? – Тайрон поворачивается к нему, насмешливо подмигивая. – Не буду пиздеть за всю эту байду – типа я всегда знал, что в тебе это есть. Ничего такого я и близко не видел.

Фрэнк Бегби отвечает сдержанной улыбкой:

– Я тоже удивился.

– Слыхал, живешь с какой-то американской цыпой. Арт-терапевтом, – прощупывает его Тайрон.

У Франко напрягается спина. Он равномерно, медленно втягивает воздух. «Вечная история с этими говнюками. Вынюхивают слабые места». Он вспоминает, как расслаблялся живот, когда он прижимался к голой спине Мелани. «Раз… два… три…»

– А ты там же?

– Не-а, новая хата, на Грандже, – говорит Тайрон и материт медлительного водилу «мини» прямо перед собой.

Туда-то, в Грандж, они и держат путь. Тайрон сердито и нетерпеливо лавирует между машинами по дороге на юг – в зеленый район, где за громадными каменными стенами посыпанные гравием подъездные дорожки ведут к барским виллам. Останавливается он у громадного, пышущего достатком дома из песчаника. Возле гаража припарковано несколько машин, некоторые покрыты именными чехлами. Тайрон всегда фанател от тачек, вспоминает Фрэнк Бегби.

Пауэр вырубает двигатель и выдергивает разъем из телефона Франко, остановившегося на 21 % заряда, – индикатор едва добрался до зеленой зоны. Включились обои с фотографией улыбающейся Мелани – таких красивых белых зубов в Шотландии почти не увидишь.

– Симпотная, – улыбается Тайрон, отдавая телефон Франко. – Супружница?

– Угу.

– Что, так и работает арт-терапевтом?

Мелани сейчас устроилась на полставки в универ, но в основном трудится над собственными арт-проектами. Хотя это не Тайрона собачье дело.

– Угу, – говорит Фрэнк, шагая вслед за Тайроном по барской, шикарно обставленной прихожей, стены сплошь завешаны картинами. Работ Франко не узнаёт, но, судя по роскошным рамам, то, что в них вставлено, представляет немалую ценность.

– Ты должен оценить, ты ж у нас художник, Фрэнк, – говорит Тайрон с наслаждением самозваного знатока, проводя его в большую гостиную с обеденной зоной в глубине и двумя вычурными люстрами колоссальных размеров под потолком; ну и конечно, снова картины. – Одна из крупнейших частных коллекций шотландского искусства, испытавшего влияние перерафаэлитов. Вот это вот – Дэвид Скотт, а эти две – Уильям Дайс. А еще у меня вот есть два оригинала Мёрдо Мэтисона Тейта[6]. – Он широким жестом обводит целую вереницу полотен с фигурами и пейзажами на стене. – Нехило для парня с Ниддри-Мейнс!

– Я не особо врубаюсь в искусство, – пренебрежительно говорит Франко.

– Так ты ж у нас художник, чувак! Ты ж зарабатываешь на жизнь…

– Слышал «Китайскую демократию» «Ганз н’ Роузиз»?

– Чё-чё?