Кутейников ерзал на скамейке, хотел что-то сказать, но твердый голос Давыдова не сулил ничего доброго, поэтому комэск первой счел целесообразным промолчать.
— Причины ошибок — неумение и нежелание учиться воевать, — продолжал командир, — фатальное равнодушие к себе, к своему долгу перед Родиной. Человека бьют, но он ничего не предпринимает, чтобы выяснить, узнать, почему такое происходит. Многие летчики, возвратившись с боевого задания, где они наделали много промахов; действовали по шаблону, свои ошибки не анализируют, не стремятся их исправить. Их товарищи гибнут в бою, а они сами нередко труса празднуют, поджимая хвост при встрече с «мессершмиттами». Этот позор надо смыть кровью, но не своей, а вражеской. Сейчас обстановка такова: любая ошибка в бою будет расцениваться как предательство. Завтра мы получаем из соседнего полка шесть самолетов ЛаГГ-3 и два Яка. Приказываю: инженеру полка за счет ремонта подобранных в поле самолетов поддерживать самолетный парк на уровне десяти самолетов. Десять экипажей должны ежедневно вести боевые действия. Это приказ для всех. Завтра в девять утра вылетаем шестеркой: я с комиссаром и сержантское звено во главе с Богдановым. Мы должны показать немцам, что с нашего аэродрома не только куропатки взлетают.
Давыдов замолк, обводя присутствующих строгим взглядом. Стояла глубокая тишина, никто не смел и кашлянуть — слишком суров был командир полка в эти минуты.
— О деталях боевого вылета поговорим утром, для ориентировки скажу: идем на Сталинград прикрывать войска. Ударную группу возглавляю я. Группу прикрытия — Богданов или Фадеев парой, — закончил Давыдов.
— Есть! — четко отчеканил комэск второй.
— Вопросы есть? Все свободны.
Не проронив ни слова, участники совещания покинули землянку. Богданов с Фадеевым вышли последними.
— Чувствуешь, Анатолий, как развиваются события? Обстановка накалилась до предела, не случайно Сталин издал приказ и потребовал: «ни шагу назад». Дальше отступать некуда. Пора гнать фашистов обратно.
— Слышал я от пехотинцев, что приказ товарища Сталина подействовал на них здорово, — сказал Фадеев. — Видимо, и у нашего командира полка терпение лопнуло.
— Конечно. Сколько можно из-за нашей безалаберности терять людей и самолеты?
— Но ответственность он возложил на нас большую, — вздохнул Фадеев.
— У него другого выхода нет, Анатолий, — согласился Богданов. — Сейчас такая ситуация: или он овладеет положением в полку, или его согласно приказу снимут, разжалуют.
— Неужели до этого дело дойдет?
— Может дойти. — Богданов помолчал, потом спросил доверительно: — Ты обратил внимание — летят завтра с комиссаром вместе!
— Дар — ответил Фадеев. — Они, наверное, все продумали заранее?
— Конечно, — согласился опять Богданов. — Может, не одну бессонную ночь провели. Не шуточное дело.
— Я, честно говоря, товарищ капитан, и не думал, что все так обострится.
— Я тоже. Но в последние дни уже чувствовал: должен наконец произойти взрыв…
Вошли в сержантскую землянку. Овечкин и Гончаров были на месте. Комэск и командир звена вместе с летчиками расположились у стола. Более часа при свете коптилки шли баталии на бумаге. Наконец Богданов определил два наиболее вероятных варианта боя, которые все вместе отшлифовали до деталей, внося новинку в каждый тактический прием.
— Завтра наша задача — убедить командира с комиссаром следовать этим вариантам, — сказал Богданов. — Мне кажется, — добавил он, — что командиром группы прикрытия надо назначить тебя, Фадеев. Ты хорошо видишь даль, стреляешь не хуже меня, с Овечкиным вас водой не разлить, не только немецкими трассами, — улыбнулся он и закончил: — А сейчас — спать. На завтра, кроме хороших вариантов, нужны и светлая голова, и отдохнувшие мышцы, а это может обеспечить только хороший сон. Итак, до завтра!
— Спокойной ночи, товарищ капитан! — Фадеев вышел вслед за комэском, и голова у него чуть не закружилась от свежего воздуха.
Легкий ветерок дул с Волги, нес речную прохладу на раскалившуюся за день степь.
Поднялись наверх и Овечкин с Гончаровым.
— Как хорошо-то здесь! А мы сидим в землянке и керосином дышим!
— Все надо, Ваня!
— Товарищ командир давайте здесь спать?
— Нельзя, — ответил Фадеев, — лучше проветрить нашу обитель.
Овечкин и Гончаров взяли одеяло и стали махать им, увеличивая приток свежего воздуха. Закончив проветривание, снова обговорили некоторые детали предстоящего задания и, надышавшись свежим воздухом, юркнули в землянку…
С рассветом летчики принимали самолеты. К восьми часам перерулили их на свою стоянку и доложили командиру полка о готовности к боевому вылету, а также возможные варианты воздушного боя. Давыдов, быстро разобравшись в предложенных вариантах, согласился, предупредив Фадеева: без нужды с «мессерами» в затяжной бой не ввязываться. Лучше так — ударил внезапно и вверх.
— Понял, товарищ майор, — ответил Фадеев.
— Тогда по коням! В девять часов — готовность номер один, вылет в ближайшие тридцать минут. Мы можем потребоваться для усиления барражирующих истребителей из соседних полков. Включите радио и будьте на приеме, приказал Давыдов.