Резервация

– На вас давно нацепили маяк. И глушилку, – сказал Индус. Он обернулся и посмотрел на Антона темными глазами.

– Что? – спросил Антон.

– Нет. Ничего, – он перевел взгляд на Гая. – Чистые вам нацепили глушилку еще на блокпосту. И заглушили вас, когда вы начали импровизировать с подменой трупов.

– Не понимаю, – произнес Гай. – Зачем все это?

– Вы должны были искать Кенига. И найти его. Все, что могу вам сказать. Остальное вам расскажут с глазу на глаз.

– Выходит мы тут под колпаком… – сказал Гай.

– Думаешь только здесь? – переспросил Индус. – Из какого-то ты квартала?

– Я жил за мостом. Там теперь Чистые.

– Мост горел…

– Я знаю…

– С людьми!

– Знаю!

– Его подожгли Чистые! – добавил Индус. – Те, кто теперь в их рядах.

– Никто не знает наверняка, – ответил Гай.

– Все давно известно!

Пропаганда. Информационная война. Каждая сторона валит друг на друга ведра кровавых помоев. А потом вооруженные люди топчутся в этих помоях, прикрываясь правым делом. И каждый, действительно, верит в вину другого. Готовясь насиловать и убивать инакомыслящих, стоящих по ту сторону баррикады.

– Ты как? – спросил Гай у Антона.

– Нормально, – ответил тот, вытирая кровь с лица.

– Ты когда-нибудь убивал людей, Гай? – спросил Индус с интересом.

– Спроси, что полегче у полицейского…

– Нет. Не там – тут, – Индус белоснежно улыбнулся. – Убивал, когда был гражданином резервации?

– Нет, – коротко ответил Гай.

– Я спрашиваю, потому что ты bhediya(хинди.Волк). Ты бы смог! В тебе чувствуется стержень, резервация тебя озлобила и закалила. Ты был бы настоящим солдатом сопротивления.

– Main nahin maara (хинди. Я не убивал), – еле слышно сказал Гай.

– Я знаю, – ответил Индус весело. – Иначе, как бы ты оказался в Голдтауне, правда?

Антон посмотрел на напарника. Тот сидел, тяжело дыша, опустив взгляд. Но то была не усталость, а злость. Чертовы ублюдки знали, куда надавить.

Эти люди, – подумал Антон, – они знают. Чувствуют змей внутри. Потому что у самих полные желудки этих ползучих гадов. Они хотят, чтобы они полезли из Гая, и начали жрать всех подряд.

Машину трясло. Она вся скрипела и шевелилась, будто живая. Отвал взрезал песчаные дюны, как волнорез. Разбивал спекшиеся куски песка вдребезги. И вся эта каша, гонимая ветром, обрушивалась на лобовик автомобиля разъяренным цунами. Но монстр, рыча, гнал вперед, и казалось, его нельзя было остановить. Тьма постепенно начинала рассеиваться, где-то сзади занимался рассвет. Тусклый, занесенный песком, он вычерчивал из темноты очертания унылого пейзажа вокруг. Развалин домов в низинах, одиноких деревьев, со скрюченными ветвями, обгрызенного горизонта.

Столько историй было выдумано про закат человечества. И все они были правы, все они были собраны здесь – в этом богом забытом месте. В занесенной песками резервации.

Это место никогда не возродится из пепла. Оно должно быть таким, – подумалось Антону. – Как будто бы мы залезли под кровать, в логово к детским монстрам.

Он бросил в ноги мокрый от крови платок и откинулся на спинку. Ему хотелось спать. Но кровь щипала глаза. От нее слиплись ресницы. Ему необходимо было умыться и глотнуть сладкой воды. Чтобы прийти в себя. Почувствовать себя человеком.

– Антон? – позвал Гай. – Ты как, держишься?

– Угу.

Индус обернулся на голос. Оглядел Антона.

– Наш врач его подлатает. Шрамы украшают…

Ему никто не ответил. Не было сил. И он снова отвернулся к дороге.

Гай думал о Мирре. О детях. О том, что она, наверное, обрывает телефон, разыскивая своего ненаглядного Гая.

Сначала злилась, – подумал он с улыбкой. – А теперь переживает. Уложила детей спать, поцеловала их на ночь, и к телефону. Всю ночь, не смыкая глаз. И с каждым звонком, с каждым выстрелом вхолостую ее сердце замирало. Конечно, она знала, что он до сих пор в резервации. Но так не хотела этому верить…

От мыслей о Мирре у Гая заныло в груди. Они жили вместе девятый год, но он любил ее так же, как в самом начале. Когда они только встретились.

Если мое сердце болит по тебе, значит ли это, что я люблю тебя? – как-то спросил он у нее. Они лежали в постели, в водовороте белых простыней. На Мирриных бедрах подсыхала сперма Гая, а он лежал, прижавшись губами к ее шее. Шептал ей дурацкие вопросы, совсем несвойственные индийцу. Но они жили в Голдтауне, в золотом городе, полном утопических свобод.

– Это значит, что ты еще жив, – сказала она тогда. И рассмеялась.

Теперь Гай знал, что тогда она сказала правду.

Если мое сердце болит по тебе, значит, я еще жив, – подумал он. – И я обязательно вернусь к тебе, чтобы унять эту боль.

Машину тряхнуло и Антон, успевший задремать, дернулся, открыв глаза. Глянул в окно. Они свернули с дороги, черпнув отвалом груду песка.

– Что происходит? – спросил он у Гая.

Дороги тут не было – они ехали по спекшемуся песку, с хрустом ломая его затвердевшую плоть.

– Я не знаю, – ответил Гай.

Они уезжали прочь от жилых кварталов, к маячившим на горизонте развалинам. Антон оглянулся – рой светляков поредел, за ними следовала всего пара машин. Остальные помчались дальше по дороге, не сбавив скорости.

– Куда мы едем? – спросил Антон.