Резервация. Обжигающая враждебная пустота

— Я понимаю, наша юрисдикция не распространяется на территорию гетто, — ответил Антон и достал из заднего кармана брюк бумажник. — Но доллар то здесь ходит, не так ли?

Ее заинтересовал кошелек. Хотя она и старалась не подавать виду. Антон снова протянул ей листок с фотографией.

— Что с ним случилось? — спросила женщина. — С этим человеком?

— Он умер. Тут, у вас. Его тело нашли неподалеку от этой аллеи — в мусорном баке, с простреленной башкой. Да он, наверное, там до сих пор и валяется — а мухи откладывают в него яйца. Но кому есть дело до мертвого старика, правда?

— Сейчас многих стреляют, — ответила женщина.

— Вы видели его?.. Я имею в виду — живым?

— Все зависит от того, сколько в бумажнике наличности.

Антон достал деньги. Отсчитал две купюры.

— У меня крупные. Так что? Был он здесь?

— Был.

Гай с Антоном переглянулись.

— И что он хотел? — спросил Гай.

Антон протянул деньги, и тетка схватила их пухлыми пальцами.

— То, чего у меня нет. Он искал Вавилоны. Но вавилоны лишь выдумка, не так ли? — она докурила и бросила окурок под ноги.

— И что было дальше?

— Он ушел. Я посоветовала ему уйти. И не болтать больше про вавилоны. Он выглядел каким-то несчастным. Потерянным… Я предложила ему развеяться с нашими девочками, но он искал кое-что другое.

— Что он искал? — спросил Антон.

Женщина покачала головой.

— Слишком много вопросов. Нет. Этого мало, — она показала зажатые в руке купюры.

— Мало? Две сотни баксов?

Толстуха посмотрела на него сквозь темные линзы очков. Но промолчала.

— Так что он искал? — повторил за напарника Гай. Антон увидел в его руке помятую сотню.

— Он искал запретное. Понимаешь? То, что ищут пропащие люди. У которых злые бесы внутри, — толстуха выхватила у Гая деньги, и смяла их в кулаке. — Я посоветовала ему помолиться. Сходить в церковь. И возвращаться домой. Но, как вижу, он не ушел.

— Так что он искал? — снова повторил Гай.

— Мальчиков. Он искал маленьких мальчиков, — Женщина полезла в сумку за сигаретами. И когда прикуривала, руки ее тряслись. — У меня у самой сын. Дети тут пропадают. Я знаю, такое бывает. Их никогда не находят.

— Пойдем, — сказал Антон. Он зашагал к машине. Обернулся. Гай стоял все там же. Его сигарета истлела до фильтра, но он все ее не отпускал. — Гай!?

Он что-то сказал на прощание толстухе, и подошел к Антону.

— Что ты ей сказал?

Гай молча сел в машину. Антон сел рядом.

— Ты в порядке?

— В полном.

Гай бросил листок с фотографией в ворох бумаг. Включил зажигание и сдал назад.

— Что думаешь насчет ее рассказа? — поинтересовался Антон.

— Я подумал, — сказал Гай, — на секунду. Что этот старый хер легко отделался.

— Гай…

— На секунду, Антон! Я подумал о том, что у меня тоже есть сын! Я сказал ей это, когда уходил. У меня тоже есть сын.

— Он в Голдтауне.

— Да. Да… В Голдтауне. Так она и ответила мне. Твой сын в Голдтауне, а мой — здесь.

— Ты думаешь, она заслуживает милосердия? Когда вот так — имеет отношение ко всему этому?.. торгует людьми!

— Я не знаю…

— Я знаю!

— Ты тоже не знаешь, Антон! — крикнул Гай. — Не знаешь, кто из них меньшее зло!

Он крутанул руль и седан развернуло. Из-под колес брызнул песок.

— Она не просит твоего милосердия. Но и ты не суди ее, — сказал Гай уже тише. — Может она спасает этих девчонок… Так, как умеет…

Милосердие, подумал Антон. Она не заслуживает его. Даже ради своего сына.

Он покачал головой.

— Что? — возмутился Гай. — Хочешь сказать, я не прав?

— Ты поменял отношение к ней только потому, что у нее есть сын? Я знаю, тебя надирает эта хренова фраза — у нее не было выбора, — сказал Антон. — Но это неправда. Он у нее был.

— Она делает это ради сына!

— Ломает жизни другим?

Гай усмехнулся.

— Когда-нибудь ты поймешь ее.

— Это вряд ли…

Аллея осталась позади. Гай свернул во дворы — на узкую тропку, зажатую угрюмыми шлакоблочными трехэтажками. Седан осторожно прополз мимо них, и уткнулся в обветшалое здание в конце улицы, напоминавшее часовню. Белая штукатурка пооблезла с его стен, оголив красные кирпичи, а высокие окна кто-то заколотил досками. Куполообразная крыша и вовсе проржавела до дыр, а вместо креста стоял оцинкованный флюгер. Деревянная вывеска над раскрошившимся крыльцом кричала намалеванными на ней буквами:

«БОЖЕДОМЪ»

— Что это значит? — спросил Антон.

Гай припарковал машину и глянул в лобовик на вывеску.

— Не знаю.

— Это не по-вашему?

Гай уставился на Антона.

— Не по-нашему? — переспросил он.

— Ну… по-вашему… хинди? Нет?

— Пошли, — Гай взял кипу бумаг и ткнул ее Антону в грудь. — Нам нужно его опознать.

Пожав плечами, Антон перенял бумаги.

— Дерьмо какое-то… — буркнул он, открыв дверь.

На улице стояла душная тишина.

«Людей почти нет», — подумалось ему. Один песок. В этом месте один чертов песок.

Кожа на спине зудела от скрещенных ремней. Хотелось щелкнуть застежками и скинуть дурацкие подтяжки на землю. Но Антон всего лишь поправил тяжелую кобуру. И положил руку на шершавую рукоять револьвера.

Гай не спеша подошел к крыльцу. У бетонных ступеней стояло погнутое оцинкованное ведерко, забитое пластиковыми бутылками из-под пива. Рядом валялись горы обсосанных до фильтров бычков.